Кьюджел сделал вежливый жест.
— Можно бросить жребий, и проигравший отдаст свою линзу выигравшему. Я сам готов бросать жребий.
Старик нахмурился.
— Ну, это отдаленная возможность. Тем временем ты должен принять участие в нашем веселье. Если можно сказать, у тебя представительная фигура, и некоторые принцессы уже посматривают в твоем направлении. Вот, например, прекрасная Удела Наршаг… или Зококса, Лепесток Розы… а вон там живая Ильву Ласмал. Не упускай своего: у нас в Смолоде неограниченные возможности.
— Прелесть этих леди не ускользнула от моего внимания, — ответил Кьюджел. — К несчастью, я связан обетом воздержания.
— Несчастный! — воскликнул Старейшина. — Принцессы Смолода — верх совершенства! И обрати внимание — еще одна добивается твоего внимания!
— Но, конечно, ее интересуете вы, — сказал Кьюджел, и Старик отправился разговаривать с молодой женщиной, которая въехала на площадь в величественной повозке в форме лодки, двигавшейся на шести лебединых лапах. Принцесса опиралась на стенку розового бархата и была так хороша, что Кьюджел пожалел о разборчивости своих воспоминаний, которые заставляли видеть спутанные волосы, бородавки, свисающую нижнюю губу, потные морщины и складки. Принцесса и в самом деле была как воплощение сна: стройная, изящная, с кожей цвета крема, изысканным носиком, большими задумчивыми глазами и очаровательным гибким ртом. Ее выражение заинтересовало Кьюджела: оно казалось более сложным, чем у других принцесс, — задумчивым и печальным, пылким и неудовлетворенным.
На площади появился Бубач Анг, одетый по-военному: в латах, шлеме и с мечом. Старейшина пошел поговорить с ним; и, к раздражению Кьюджела, повозка принцессы направилась к нему.
Он подошел ближе.
— Да, принцесса; мне кажется, ты обратилась ко мне.
Принцесса кивнула.
— Я раздумываю над тем, как ты оказался здесь, в северных землях. — Она говорила негромким музыкальным голосом.
Кьюджел ответил:
— У меня здесь дело; я лишь ненадолго останусь в Смолоде, потом направлюсь на восток и юг.
— И какое же у тебя дело?
— Откровенно говоря, меня привела сюда злоба одного волшебника. Я тут совсем не по своему желанию.
Принцесса негромко рассмеялась.
— Я редко вижу незнакомцев. Но люблю новые лица и новые разговоры. Может, ты придешь в мой дворец, и мы поговорим о волшебстве и о странных обстоятельствах на умирающей земле.
Кьюджел сдержанно поклонился.
— Ты очень добра. Но поищи кого-нибудь другого; я связан обетом воздержания. И не проявляй неудовольствия, потому что так же я ответил и Уделе Наршаг, и Зококсе, и Ильву Ласмал.
Принцесса подняла брови, поглубже откинулась на сидение. Она слегка улыбнулась.
— Да, да. Ты суровый человек, строгий и безжалостный, если отказываешь стольким умоляющим женщинам.
— Так оно есть и так должно быть. — Кьюджел отвернулся и оказался лицом к лицу со Старейшиной, за которым виднелся Бубач Анг.
— Печальные обстоятельства, — беспокойным голосом сказал Старейший. — Бубач Анг говорит от имени деревни Гродз. Он объявляет, что до восстановления справедливости больше не будут доставляться продукты. Жители Гродза требуют, чтобы ты отдал свою линзу Бубачу Ангу, а сам отправился в распоряжение карательного комитета, который ждет вон там.
Кьюджел с тяжелым сердцем рассмеялся.
— Что за нелепое требование! Ты, конечно, заверил их, что мы, в Смолоде, будем есть траву и разобьем свои линзы, прежде чем согласимся на такое мерзкое требование.
— Боюсь, что я стал затягивать время, — ответил Старейший. — Мне кажется, что жители Смолода предпочтут более гибкий образ действий.
Что он имел в виду, было ясно, и Фиркс в раздражении ожил. Чтобы правильно оценить обстоятельства, Кьюджел закрыл правый глаз и открыл левый.
Несколько жителей Гродза, вооруженных серпами, мотыгами и дубинами, ждали в пятидесяти ярдах; очевидно, это и есть карательный комитет. По одну сторону видны хижины Смолода; по другую — шагающая лодка и принцесса… Кьюджел смотрел ошеломленно. Лодка такая же, как прежде, на шести птичьих лапах, а в ней на розовом бархатном сиденье принцесса — если это возможно, то еще более прекрасная. Но теперь она не улыбалась, на лице у нее было напряженное холодное выражение.
Кьюджел набрал полные легкие воздуха и побежал. Бубач Анг приказывал ему остановиться, но Кьюджел не обращал на это внимания. Он бежал по пустоши, а за ним — карательный комитет.
Кьюджел весело рассмеялся. Он легок на ноги, у него здоровые легкие, а крестьяне коренастые, неуклюжие, флегматичные. Он пробегает две мили, а они одну. Он остановился и обернулся, чтобы помахать им на прощание. К его отчаянию, две лапы отъединились от лодки и устремились к нему. Кьюджел побежал изо всех сил. Напрасно. Лапы догнали его, побежали по обе стороны и пинками заставили остановиться.
Кьюджел мрачно пошел назад, лапы ковыляли за ним. Подходя к окраинам Смолода, он высвободил линзу и зажал ее в руке. Когда карательный комитет набросился на него, он высоко поднял руку.
— Не подходите, или я разобью линзу на кусочки!
— Подождите! Подождите! — кричал Бубач Анг. — Этого нельзя допустить! Послушай, отдай линзу и получи то, что заслужил.
— Еще ничего не решено, — напомнил ему Кьюджел. — Старейшина еще не сказал своего слова.
Девушка поднялась со своего сидения.
— Я решу. Я Дерва Корема из дома Домбера. Отдай мне это фиолетовое стекло.
— Ни в коем случае, — ответил Кьюджел. — Возьми линзу у Бубача Анга.
— Ни за что! — воскликнул сквайр из Гродза.
— Что? У вас обоих по линзе и вы оба хотите две? Что же это за драгоценность? Вы носите их как глаза? Дайте их мне.
Кьюджел обнажил свой меч.
— Я предпочитаю убегать, но когда необходимо, я сражаюсь.
— Я не могу бегать, — сказал Бубач Анг. — И предпочитаю сражаться. — Он достал из глаза линзу. — А теперь, подлец, приготовься к смерти.
— Минутку, — сказала Дерва Корема. Две тонкие лапки отделились от кареты и схватили Кьюджела и Бубача Анга. Линзы упали на землю. Линза Бубача Анга ударилась о камень и разлетелась на кусочки. Он завопил и прыгнул на Кьюджела, который отступил перед его натиском.
Бубач Анг понятия не имел о фехтовании, он рубил и резал, как будто чистил рыбу. Ярость его атак, однако, вызывала тревогу, и Кьюджелу пришлось трудно в защите. Вдобавок к ударам и выпадам Бубача Анга свое недовольство утратой линзы проявил и Фиркс.
Дерва Корема утратила интерес к этому происшествию. Лодка заскользила по пустоши, двигаясь все быстрее и быстрее. Кьюджел отбивал удары, отпрыгивал и вторично побежал по пустоши, а жители Смолода и Гродза выкрикивали проклятия ему вслед.
Лодка неторопливо двигалась впереди. С болью в легких Кьюджел догнал ее, сделал большой прыжок, ухватился за ее стенку и подтянулся.
Как он и думал, Дерва Корема посмотрела через линзу и потеряла сознание. Фиолетовое полушарие лежало у нее на коленях.
Кьюджел схватил его, посмотрел мгновение на прекрасное лицо, думая, не решиться ли на большее. Фиркс решил, что не стоит. И Дерва Корема уже вздыхала и поднимала голову.
Кьюджел как раз вовремя соскочил с лодки. Видела ли она его? Он побежал к зарослям тростника у пруда и бросился в воду. Отсюда он видел, как ходячая лодка остановилась и Дерва Корема встала. Она поискала линзу, потом осмотрела местность. Но когда она смотрела в сторону Кьюджела, ей в глаза светило красное солнце, и она увидела только тростники и отражение солнца в воде.
Разгневанная и мрачная, как никогда раньше, она снова пустила лодку в ход. Та пошла, потом поскакала галопом и скрылась на юге.
Кьюджел вылез из воды, осмотрел волшебную линзу, спрятал ее в сумку и посмотрел в сторону Смолода. Пошел на юг, становился. Снова достал линзу, прижал ее к правому глазу и закрыл левый. Вот дворцы, ярус за ярусом, башня за башней, сады, нависшие над террасами… Кьюджел смотрел бы долго, но Фиркс забеспокоился.