Кьюджел с трудом выбрался на поверхность. Магнац встал на ноги и смотрел в сторону Валла.
Кьюджел поплыл к берегу и выбрался на него. Марлинка утонула, ее не было видно. А Магнац медленно побрел по озеру к поселку.
Кьюджел не стал ждать. Он повернулся и изо всех сил побежал в горы.
4. ВОЛШЕБНИК ФАРЕЗМ
Горы остались позади; темные ущелья, провалы, каменные вершины — все превратилось в темную полосу на севере. Некоторое время Кьюджел шел по району круглых холмов, по цвету и текстуре напоминавших старое дерево, с растущими по их краям рощами сине-черных деревьев, потом напал на еле заметную тропу, которая с изгибами и пологими спусками уходила на юг и вывела его наконец на обширную мрачную равнину. В полумиле справа вздымалась линия высоких утесов, которые сразу привлекли его внимание, вызвав болезненное deja vu [уже пережитое. Ошибочное воспроизведение в памяти; кажется, что переживаемое теперь в прошлом уже когда-то было (фр.) ]. — Он смотрел в недоумении. Когда-то в прошлом он видел эти утесы: как? когда? Память не давала ответа.
Он сел на поросший лишайниками камень, чтобы передохнуть, но Фрикс чувствовал нетерпение и причинял стимулирующую боль. Кьюджел вскочил на ноги, застонал от усталости и потряс кулаком в южную сторону — предполагаемое направление Олмери.
— Юкуну, Юкуну! Если я заплачу хотя бы десятую часть твоей вины, мир сочтет меня жестоким!
Он пошел по тропе вдоль утесов, вызвавших у него такое болезненное, но невозможное воспоминание. Внизу расстилалась равнина, заполняя три четверти горизонта цветами, похожими на поросший лишайником камень, который только что покинул Кьюджел: черные полосы лесистой местности; серая крошка — ущелье, заполненное обломками; неразличимые пятна серо-зеленого, серо-коричневого; свинцовый блеск двух больших рек, исчезающий в дымке на расстоянии.
От короткого отдыха суставы Кьюджела только онемели; он хромал, сумка натирала бок. Еще более угнетающим становился голод, рвущий желудок. Еще одна зарубка против Юкуну! Правда, Смеющийся Волшебник снабдил его амулетом, превращающим обычно несъедобные вещества: стекло, дерево, рог, волосы, перегной и подобное в съедобную пасту. К несчастью — или в этом тоже проявлялся саркастический юмор Юкуну, — паста сохраняла вкус исходного вещества и за время перехода через горы лучшее, что попробовал Кьюджел, были некоторые съедобные растения и орехи; в одном случае, когда больше ничего не нашлось, ему даже пришлось довольствоваться отбросами, обнаруженными в пещере бородатого фавна. Кьюджел ел очень мало; его длинное стройное тело стало худым и тощим; скулы торчали, как жабры; черные брови, некогда изгибавшиеся так весело, теперь стали плоскими и унылыми. Да, за многое придется ответить Юкуну! И Кьюджел на ходу обычно обдумывал, какой должна быть его месть, если он найдет обратный путь в Олмери.
Тропа свернула на плоскую каменную плиту, в которой ветер вырезал тысячи гротескных фигур. Обозревая их, Кьюджел подумал, что они слишком правильные, остановился и задумчиво потер подбородок. Рисунок казался таким тонким, что Кьюджел даже подумал, не иллюзия ли это его мозга. Придвинувшись ближе, он рассмотрел более мелкие детали: изгибы, шпили, волюты, диски, седла, неправильные сферы; скручивания и сгибания, веретена, кардиоиды, копьевидные башенки — сложнейшая система изображений, которую вряд ли можно отнести к игре стихий. Кьюджел нахмурился в замешательстве, неспособный понять причину такое грандиозного предприятия.
Он пошел дальше и вскоре услышал голоса и звон инструментов. Он застыл на месте, осторожно прислушался, потом снова пошел и увидел группу примерно в пятьдесят человек, которые сильно разнились ростом: от трех дюймов до более двенадцати футов. Кьюджел осторожно подошел, но рабочие, бросив на него взгляд, больше не обращали внимания, продолжая рубить, тесать, скрести, царапать, шлифовать, зондировать и полировать с величайшей тщательностью.
Кьюджел смотрел несколько минут, потом подошел к надсмотрщику, человеку ростом в три фута, который стоял на помосте, сверяясь с расстеленным перед ним чертежом, сравнивая с ним проделанную работу при помощи сложного приспособления. Казалось, он все видит одновременно, выкрикивает инструкции, бранится, увещевает допустивших ошибки, инструктирует новичков в использовании инструментов. Чтобы подчеркнуть свои замечания, он пользовался удивительным гибким указательным пальцем, который вытягивался на тридцать футов, чтобы постучать по поверхности скалы, быстро начертить диаграмму и так же быстро втянуться.
Десятник сделал один-два шага назад, на время удовлетворенный ходом работ, и Кьюджел обратился к нему:
— Что за замысловатую работу вы выполняете?
— Нашу работу ты видишь, — пронзительным голосом ответил десятник. — Из скалы мы высекаем фигуры в соответствии с требованиями колдуна Фарезма… Эй! Эй! — крик был адресован человеку выше Кьюджела на три фута, который бил по скале заостренной кувалдой. — Ты слишком самоуверен! — Палец выбросился вперед. — Осторожней с этой щелью; смотри: тут скала легко раскалывается. Сюда наносишь удар шестой интенсивности по вертикали с полусжатием; а в этот пункт удар четвертой интенсивности на уровне паха; потом воспользуйся лентой четвертного размера и устрани поворот.
Работа снова пошла правильно, и десятник принялся изучать свой чертеж, с неудовольствием качая головой.
— Слишком медленно! Ремесленники работают будто под действием наркотиков или проявляют упрямую глупость. Только вчера Дадио Фессадил, вон тот, ростом в три эльма и с зеленым платком, использовал девятнадцатиразмерный замораживатель, чтобы сделать маленькую ямку в обращенном квартофойле.
Кьюджел удивленно покачал головой: такой отъявленной чепухи он никогда не слышал. И спросил: