- А ты не догадался?
Он помотал головой, на что его внутренности тут же ответили рвотным позывом. Найд еще никогда не погружался так глубоко. Теперь за это приходилось платить.
- Того, что старуха не смогла сделать! - непонимание было написано в глазах парня такими большими буквами, что Камилла потеряла тепрение. Приблизив свое лицо к его так, что они почти соприкасались носами, она прошипела:
- Избавь меня от него! - глаза девушки искали ответ в лице Найда. На веснушчатом лбу выступили капли пота. - Вытащи его из меня, и делай с ним все, что хочешь. Он твой!
Понимание ударило его, скрутив внутренности в холодный, скользкий узел. "Камилла хочет избавиться от ребенка! Она просит меня о помощи, потому что верит, что я - колдун. Не просто колдун, а темный! Она предлагает мне свое нерожденное дитя, потому что в народе ходит поверье, что темные используют тела нерожденных для приготовления самых страшных, запретных эликсиров, дающих им невероятную власть. Какого же Камилла обо мне мнения! Или кто-то навел ее на такие мысли?"
- Ты сказала... старуха не смогла... Значит - ты уже пыталась?... - казалось, слова обжигали Найду язык.
- Ведьма дала мне отвар, но я не скинула. Ведь ты мне поможешь, правда, Найд? - он ощутил, как тело Камиллы прижалось к нему. Грубая шерсть платья защекотала кожу на обнаженной груди, девушка пристроила его руку к чему-то горячему в складках своей юбки, надавила...
Он вырвался, дрожа с ног до головы, с трудом сдерживая рвотные спазмы.
- Я не могу!
Мысли Найда скакали с предмета на предмет: "Старуха, должно быть, - это Болотная Бабка, которой пугают детей в Горлице. Ходят слухи, что живущая на болотах вдова - ведьма. Слухи эти, впрочем, отнюдь не мешают деревенским искать у Бабки помощи в любовных делах или панацеи от крестьянских хворей. Но откуда болотная отшельница знает про меня? И с чего она возвела на меня такой чудовищный навет?"
- Конечно, можешь! - слепая вера звучавшая в голосе Камиллы выбила почву у него из-под ног. - Стоило тебе дотронуться до меня, и ты уже знал, что я в тяжести, хотя ни мать моя, ни сестры ни о чем не догадываются. Ты травы знаешь. Если у кого конь охромел, или корова не разродится, тебя зовут. Тебе сила дана.
Припев мельниковой дочки о силе уже сидел у Найда в печенках. Он хотел было напомнить девушке, что она - не корова, но вовремя сдержался.
- Ты не поняла. Я не могу убить твоего ребенка, - лицо Камиллы искривилось при слове "ребенок", которого она сама, заметил Найд, избегала. Он продолжал, пытаясь поймать ее бегающий взгляд. - Твое дитя прекрасно, Камилла. Его сердце бьется, у него большие глаза и пальчики на руках. Десять пальчиков, как полагается, - он пытался передать красоту своего видения молодой матери, но его слова были неуклюжими, бесцветными, и лицо ее оставалось застывшим, как каменная маска. Найд неуклюже закончил:
- Я не убийца, Камилла. И я не темный...
Но девушка поняла его по-своему:
- Не бойся, никто ничего не узнает. Не хочешь его, мы найдем другой способ тебе заплатить, - качнув бедрами, Камилла снова оказалась очень близко к Найду. Ее рука выпустила его рубаху и пустилась на исследование штанов. Слегка коснувшись губами найдова уха, девушка прошептала. - Нравится?
С ужасом Найд почувствовал предательское шевеление в упомянутых штанах, не ускользнувшее от внимания Камиллы. Оттолкнув настойчивые пальцы, он нагнулся, подхватил рубаху с полу и одним движением нырнул в нее, как в спасительную кольчугу.
- А что говорит отец ребенка? Или твой отец?
Эти слова подйствовали на мельникову дочку, как мытье на кошку. Сузив мечущие молнии глаза, она прошипела:
- Ни слова моему отцу, слышишь? Ты знаешь мою тайну, но я тоже знаю твою! - с усилием совладав с собой, девушка выпрямилась и сказала напряженным голосом:
- Так ты поможешь мне или нет?
Найд только покачал головой. Его снова одолевала тошнота.
Внезапно с глухим стоном Камилла осела на пол и принялась раскачиваться на коленях, спрятав лицо в ладонях. Ее плечи содрогались, из груди вылетали невнятные, жалостные звуки. Парень ожидал чего угодно, только не такого оборота событий. Немного потоптавшись на месте, он присел на корточки рядом с девушкой, не решаясь дотронуться до нее или заговорить. Прислушавшись, он разобрал между судорожными рыданиями:
- Мне... мне некуда больше... Такой позор... Если отец узнает... меня в монастырь... навечно... А мне только... шестнадцать...
Сердце Найда сжалось. Он осторожно подбирал слова:
- Херр Мальвиус не так уж суров. Вот увидишь, он простит тебя. Если я могу как-то помочь... То есть не так, по-другому...
Камилла не дала ему договорить. Оторвав руки от покрасневшего, но подозрительно сухого лица, девушка вцепилась в Найда:
- Если ты не поможешь - вот тогдаты станешь убийцей. Ты один будешь виновен в двух смертях! Я утоплюсь, ей-богу, утоплюсь, и ублюдка возьму с собой в могилу!
Парень отшатнулся. На мгновение он поверил в искренность мельниковой дочки. Но ее руки все еще сжимали его запястья, и озарение встряхнуло картину его реальности, как внутренности калейдоскопа, и выложило новый узор.
- Нет, Камилла, - ровно сказал он. - Ты не хочешь навредить себе. Только ребенку.
С рычанием девшушка оттолкнула его и вскочила на ноги.
- Будь ты проклят, колдун! Проклят! - она бросилась вон, но обернулась, уже стоя на лестнице.
- Ни слова никому! Помни, я знаю, кто ты есть! - с этими словами Камилла исчезла, только каблуки прогрохотали по ступенькам, да хлопнула внизу дверь.
Найд рухнул на пол, и его вывернуло прямо на то место, где только что сидела хозяйская дочь. Тупо глядя на то, что осталось от утреннего бекона, он спрашивал себя: "Почему девчонка уверена, что знает, кто я есть, когда я сам этого не знаю?"
Глава 2,
или кто бросил камень.
Дверь в таверну "Братец Лис" была полуоткрыта. В ночь выпадал теплый конус света и шум голосов, смешанный с заманчивым запахом съестного. Проходя мимо подслеповатого оранжевого оконца, Мастер заглянул внутрь. Дешевая слюда, заменявшая в "Лисе" стекла, не позволяла разглядеть ничего, кроме смутных колышущихся силуэтов.
Мастер замедлил шаг. Над головой, едва видимая во мраке, тоскливо потренькивала на ветру жестяная вывеска: лисица в штанах, франтовато вставшая на задние лапы. Темный быстро просканировал помещение. Как и ожидалось, ни одной магической сущности. Не напрасно он, все-таки, выбрал именно "Лиса". Во-первых, чародеи нечасто наведывались в самую "народную" забегаловку нехорошего квартала Абсалона. Во-вторых, кормили в "Лисе" превосходно. Одни только гоблинские ушки в остром соусе а-ля-вам-пир чего стоили! При мысли об ушках рот Мастера наполнился слюной, и он бочком скользнул в приоткрытую дверь.
Никто не обратил на вновь прибывшего внимания. Еще бы! Мрачный жердяй с недельной щетиной - а такова была новая личина Мастера Ара - не вызывал у окружающих желания общаться. К тому же, потасканный типаж удачно сливался с обстановкой, в "Лисе" состоявшей из отбросов Абсалонского общества и заезжих авантюристов.
Еще пару недель и пару городов назад жердяй был магом средней руки, топтавшим по своим чародейским делам дороги ОЗ*. Встреча с очередным попутчиком, оказавшимся, по стечению обстоятельств, Мастером Аром, стала для бедняги последней. Ару как раз как понадобился слепок чужой волшебной ауры. Собственная мрачно-лиловая "корона" была в ОЗ слишком опасна для здоровья: темного в степени мастера она выдавала с головой.
Теперь эту самую голову окружал жиденький желтоватый туманчик, у светлых способный вызвать не подозрение, а скорее жалость: с таким-то "светом силы", пожалуй, и каши с маслом себе на черный день не наколдуешь. К "туманчику" прилагалась соответствующая внешность, которой Мастер Ар не побрезговал воспользоваться: никогда не знаешь, когда может пригодиться.