Утомленная, старуха откинулась головой на ствол ореха, изборожденный складками столь же глубокими, как ее дубленая грязью кожа. Только на горле билась жизнь, будто древесный сок все толкался от корней к потрепанной ветрами войны кроне.
Эннэ сидел, пораженный, хотя костлявые пальцы давно отпустили его. Ему казалось, что он только что уловил в сплетенном ведьмой узоре отпечаток чего-то большего, чем собственная одинокая жизнь - судьбы своего рода, своей страны, своего народа...
- Но почему я? - он и не заметил, как стал думать вслух. - Почему так? Почему здесь и сейчас? - Он перевел снова ставший осмысленный взгляд на сереющее на глазах лицо ясновидящей. - Почему я должен все это знать?
- Наконец-то, - улыбнулись растрескавшиеся губы, сочась сукровицей, - ты задал верный вопрос, мальчик. Потому что теперь мои сны, записанные тридцать лет назад, станут явью.
Принесет волчица тройню,
Снег омоет темной кровью
В королевстве без венца
Три короны, два лица...
Эннэ решил, что несчастная отходит в самый неподходящий момент: доселе ясная речь сменилась каким-то бессмысленным бормотанием. Но тут старуха напряглась всем телом, оторвала затылок от поддерживавшего его ствола, села почти прямо:
- В башне, на верхнем ярусе, засел воздушный маг. Со двора не ходи. Лезь со стены через бойницу - ты худенький, протиснешься. Там... найдешь дитя, не горящее в огне. Возьми девочку. Позаботься о ней. Она... твое будущее...
С этими словами будто все силы одновременно оставили иссохшие мощи. Женщина осела, голова с тупым стуком ударилась о дерево, пальцы в последний раз погладили пыльную траву и безвольно застыли между ее прядей. Тщетно искал Эннэ биения жизни под обвисшей кожей шеи. Кем был ребенок, о котором беспокоилась старуха перед смертью? Ее внучкой? Скорее правнучкой... Впрочем, план захвата стихийного мага с тыла был неплох - Эннэ и сам не собирался соваться на рожон, пересекая двор на виду у темного. Лучше уж, и правда, попробовать стену...
Спустя пару часов весь западный редут Исфариона был захвачен войсками северной конфедерации, по окончании Последних Волшебных Войн получащей название Объедененная Зеландия. Эннэ, будущий правитель абсалонского княжества, шагал через разгромленный двор, озадаченный важной проблемой - поисками свежего молока. В руках он сжимал пищащий сверток - будущую жену его еще нерожденного сына. К трупу под развесистым орехом подошла команда могильщиков. Спугнутый их приближением, с седой головы сорвался крупый ворон и, неспешно помахивая крыльями, исчез в поглотившем городские крыши и шпили дымном мареве.
- Вот зараза, - сплюнул с отвращением один из работяг, разворачивая труповозку. - Успел-таки глаза выклевать горемычной.
Его товарищ пробурчал что-то невразумительное, сдвинул на затылок мятую шляпу и бесцеремонно ухватил тело за тощие, как прутики, лодыжки. Гизере не обиделась. Ее великое пророчество, пророчество Триады, только что начало сбываться.
- Вы, люди, обычно спрашиваете: как к нам приходит будущее? Стучится в окно бессонными ночами? Щекочется в кончиках пальцев, заставляя взяться за перо? Проступает между линий на грязной ладони зашедшего погадать проезжего? Вы, люди, никогда не задаете верного вопроса.
Каждый может изречь пророчество. "Гиззи, не бегай, упадешь!" "Гиззи, не трогай нож, порежешься!" Но кто знает, отчего оно сбывается? Отчего складки времени ложатся именно так, а не иначе, прошитые иглой вероятности, влекущей за собою нитку судьбы? Вы думаете, эту нить плетет слепая богиня, а ее сестра держит ножницы? Возможно, все возможно... Но чьи пальцы сжимают иглу? Чьи пальцы, исколотые до крови, втыкают ее в неподатливую ткань - снова и снова? А? Вот то-то. Это знаю только я. Последняя Повелительница Снов.
Обычно на этом месте Мансур смеется тихим безумным смешком, а Тешна хрипит, выталкивая невнятные слова за пеньки выбитых зубов:
- Что же ты не сошьешь судьбу так, что нас всех спасут, белошвейка? Раз это в твоей власти, пусть дверь этого гребаного подземелья распахнется - сейчас, вот прямо сейчас!
Вокруг темно, как в бочке, но я знаю, что когда-то красивая молодая женщина, прикованная к стене слева от меня, смотрит гноящимися глазами во мрак, за которым прячется путь на свободу - свободу, которую она, как впрочем и Мансур, получат только после смерти. Ибо спасение придет. Уже скоро. И слишком поздно для моих сокамерников. Поэтому я молчу, и спятивший от пыток Мансур снова начинает хихикать, а Тешна вторит ему надорванными криком легкими:
- Ах-ха-ха... Гиззи, старая ведьма, оставь свои сказки для палача! Ты знаешь о будущем не больше, чем я - о том, кто отец моего рыженького... - и срывается на страшный, кромсающий сердце вой. - Ай-а, маленький мой, на кого ж я тебя покину-у-у...
Да, пора бы уже безумцу подать голос - жуткий и бессмысленный, будто сочащийся через камень стен с того света, из самой преисподней. Но Мансур молчит. Я напрягаю память. Как долго длится эта тишина? Пару минут? День? Два? Или с того момента, как стражники перестали приносить воду и картофельные очистки, служившие нам пищей? После того, как дверь темницы заложили тем самым розовым известняком, из которого построен Исфарион?
- Тешна? Тешна! - заклинаю я темноту.
Она отвечает мне писком дерущихся за трупы крыс и эхом далекого грома.
Вы спросите, что я делаю здесь, в обществе шлюхи-диверсантки, отравившей гвардейских лошадей, и мнимого шпиона, в минуту слабости оклеветавшего самого себя и половину ремесленного квартала впридачу? В обществе мертвецов? Хм, капитан Вару сказал бы, что я плачу за предсказание о падении Исфариона. Сама я сформулирую ответ иначе: я жду. Жду того, кто приснился мне тридцать далеких лет назад. За семь лет до своего рождения. За шеть лет, восемь месяцев, двенадцать дней и восемь часов до своего зачатия. Эннэ - так его зовут. Одновременно конец и начало. Первый стежок в ткани сшитого мною будущего. Последний - в полотне моей собственной жизни.
- Эннэ! Справа!
Рефлекс бросил его плашмя на пол прежде, чем в голове успела оформиться связная мысль об опасности. Вылетевший из темного бокового коридора сгусток огня ударил в стену там, где только что была голова Эннэ. В ушах зазвенело, на спину посыпались осколки камней, воздух побелел от известковой трухи. Парень слепо сунул руку вперед и спустил крючок арбалета. Тяжелый болт беззвучно ушел в направлении неведомого врага. Эннэ не слышал вскрика или падения тела. Он вообще несколько минут ничего не слышал.
Из тишины и меловой мути, разбавленной мутными пятнами факелов, выныривали скрюченные широкоплечие фигуры, перепрыгивали через лежащего, принимая за мертвого. Но дальше по коридору гоблинов встречали товарищи Эннэ, Карно и Дуг. В узком пространстве количество нападавших не играло большого значения. Последнее отродье тьмы, решившее унести ноги, Эннэ ухватил за волосатую лодыжку, опрокинул и ткнул под ребро ножом.
Боковое ответвление, где скрывался маг, они исследовали сообща. Отросток подземной кишки оканчивался тупиком. Единственный его защитник скрючился у стены, баюкая развороченный арбалетным болтом живот. Дуг для верности ткнул труп сапогом, и темный кулем повалился на бок. Волосы, склеенные смертной испариной, упали с бледного лица. Карно сплюнул:
- Мало им баб на такое дело посылать, теперь взялись за детей...
Эннэ скорее прочел его слова по губам, чем услышал - в ушах только противно скрипело и квакало. Он кивнул - убитому им мальчишке было не больше пятнадцати. Даже совестно было зарубку на арбалете ставить.
- Лучше глянь, как это твое дите стену-то разворотило! - возразил Дуг, указывая в основной коридор через очистившийся воздух. - Во какая дырища-то! Не пригнись Эннэ, была б она щас на месте его непутевой башки...
Дыра, и верно, оказалась не маленькая, и несло из нее гнилым запахом сырости, смерти и человеческих испражнений.
- Похоже, там есть что-то, - Карно пнул полуразрушенную кладку, и пара кирпичей, бухая, покатились во мрак за стеной. - Вроде как ступени... Схрон у них там какой, али чо?