Я густо покраснел и стал яростно перерабатывать сорняки в пыль.
– Ба, можно я уже пойду?
– Опять колени разбивать будешь?
– Постараюсь не разбивать.
– Ну, иди.
Я радостно побежал на улицу, по пути щелкнув по носу любопытствующего Бима. Из мастерской – так назывался сарай, заваленный инструментами, гвоздями, досками и коробками – раздался голос дедушки:
– Что, Мишка, досрочно помилован?
– Ага, – подтвердил я. – Тебе помочь с чем-нибудь?
Помогать дедушке мне нравилось. Когда я работал с ним заодно, мне казалось, что я быстрее взрослею. Да и забивать гвозди и разбирать старые вещицы на запчасти мне нравилось куда больше, чем вести заведомо проигранную войну с сорняками.
– Ну, помоги, коль не шутишь.
Я подошел к рабочему столу, над которым склонился дедушка. Предметом его изысканий был тяжеленный замок, раза в два крупнее, чем тот, которым обычно запирали дом.
– Ого, – протянул я.
Дедушка удовлетворенно хмыкнул.
– Нравится? Выменял его у Валентиныча… Хочу поставить вместо нашего, а то он уже совсем плохо запирается. Как у тебя колено, не болит?
– Не-а, уже почти совсем ничего не чувствую.
– Ну и правильно, молодой же еще, – задумчиво произнес дедушка, разглядывая замок на свету. – Все как на собаке заживает… Бим, ты-то куда лезешь? – Он отогнал от стола заглянувшего в мастерскую Бима. Бим, меланхолично взмахнув хвостом, уселся около входа и стал наблюдать за нами. – Короче, у тебя пальцы потоньше моих, так что давай ты туда лезь. Я сейчас щипцами раздвину вот здесь, а ты вытащи оттуда все лишнее. Мусор, дробинки… Вот тебя кисточка.
Работа и впрямь была не для дедушкиных мозолистых рук, поэтому моя помощь пришлась кстати. Спустя десять минут замок был очищен, и я выбрался на улицу. Ребята играли в казаки-разбойники, и я тут же к ним присоединился; за игрой, как обычно, молча наблюдала Дашенька.
Было очень жарко, и через некоторое время мы, устало дыша, уселись на скамейке. Вася забежал домой и вынес оттуда бутылку; раньше в ней была газировка ядовито-зеленого цвета, и ее вкус еще не выветрился, он перемешался с водой, которую мы жадно пили.
Выставив свое отекшее лицо, на улицу выбрался деревенский алкоголик Иннокентий. Я увидел его хромающую фигуру еще издалека и теперь молча наблюдал, как он бредет в нашу сторону. На лице у него иногда и как-то невпопад появлялась беззлобная щербатая улыбка. Он недолго постоял на месте, греясь на солнышке, а затем поковылял к нашей скамейке. Усевшись с краю, он стал неспешно растирать свои укутанные в коричнево-серые лохмотья ноги, будто был атлетом и готовился к забегу.
– Что, ребятишки, все играетесь? – сипло спросил он.
– Играемся, дядя Кеша, – дружно ответили мы.
– Ну, эт прально, прально, – прошамкал он. – Вы еще молодые, вам положено играться…
За Иннокентием приглядывали всей деревней, потому что жалели его: говорили, раньше у него была семья; но потом жена умерла, а дети уехали из деревни, бросив тут старика. Поэтому периодически то одна семья, то другая делилась с ним остатками со своего стола, хоть он никогда не попрошайничал. Пару раз бабушка отправляла меня к нему с куском пирога, и он с навернувшимися на глаза слезами долго и чувственно благодарил – так долго, что становилось неловко и хотелось поскорее вернуться назад.
Жил он на самом краю деревни, в разбитой избе, наполовину утонувшей в земле, и даже умудрялся в ней зимовать. Дядя Кеша был в общем-то добрый человеком, мне даже иногда казалось, что, повернись в его жизни все по-иному, он стал бы заботливым дедушкой в окружении собственных внуков, которые наверняка играли бы сейчас с нами.
Немного поболтав с ним и подкрепившись васиной водой, мы стали разбредаться по домам, условившись снова собраться после того, как солнце станет садиться. Когда я уже стал подходить к воротам, дядя Кеша вдруг негромко окликнул меня. Удивившись, я подошел к нему – он продолжал сидеть на том же месте, пряча голову под тенью типы.
– На охоту с дедушкой ходил? – сипло поинтересовался он. Я кивнул, и он объяснил: – Видел, как вы возвращались из лесу… Понравилось?
– Ага.
– Видимо, не очень удачно все прошло? – Он хитро посмотрел на меня, и я снова кивнул, немного смущенно. – Ну, не расстраивайся, первый блин комом, хе-хе-хе…
Он зашелся надрывным кашлем, и я терпеливо дождался, когда он сможет продолжить. Мне стало интересно, чем все закончится. Тут я понял, что секретное место дедушки, возможно, теперь перестанет быть секретным – вдруг Иннокентий начнет всем говорить о том, откуда мы вышли? Он любил поболтать.