Тем не менее, конфликты вспыхивали, и вспыхивали довольно часто – все-таки свежий воздух и горячий молодой нрав часто, пусть и ненадолго, брали верх над нерушимой дружбой. Одним солнечным днем я, как обычно, после завтрака выбежал на улицу и увидел, что ребята играют в прятки без меня, хотя мы всегда начинали играть только после того, как все соберутся вместе. Тем не менее, я терпеливо дождался, когда партия подойдет к концу, и только после этого приблизился к запыхавшейся компании.
Ребят было шестеро: Паша, Валентин, Васька, Андрей, Саня и Санек. Последних двоих вообще-то звали Александрами, но в целях устранения неразберихи было решено называть их именно так. Помнится, поначалу между ними было соперничество за право называться именно Саней – видимо, это имя казалось ближе к их настоящему, но вскоре ребята смирились. Поодаль, на лавочке возле дома Васька чинно сидела Дашенька – его семилетняя сестра. Вася говорил, что раньше у нее была заячья губа, но потом ее вылечили, и теперь она была почти нормальная. Меня всегда удивляли ее просто-таки огромные васильковые глаза – они казались мне неподходящими для такой мелкой девчонки. Она никогда не выказывала желание принять участие в наших играх, а мы и не настаивали. Впрочем, это не мешало ей постоянно следить за нами и быть как бы негласным участником нашей компании.
– Здорово, ребята. В прятки играете?
– Да, – кивнул Паша. Паша был довольно толстым и неловким, но свои недостатки компенсировал взрывным характером. Он дышал тяжелее всех, так как в предыдущей игре ему пришлось быстро пересечь немалое расстояние – от сада бабушки Марины, в котором он прятался, до точки сбора. Все его лицо было усеяно градом тяжелых капель пота. Отдышавшись, он вдруг категорично заявил: – Ты с нами сегодня не играешь, Миша.
– Это еще почему? – удивился я.
– А потому. Ты слишком хорошо прячешься. А когда мы сдаемся, не откликаешься. А нас родители ругают, если мы поздно домой возвращаемся, – сказал Андрей.
– Вот-вот! – поддакнул маленький Вася. У него был противный писклявый голос – казалось, что в его горле поселился вредный и такой же маленький гном и изо всех сил сжимал ему голосовые связки, не позволяя нормально говорить. – Меня вчера бабка по попе отхлестала. Сейчас даже покажу…
– Да не показывай ты… – поморщился Валентин. Он был самым рослым и широким в нашей компании, поэтому его всегда звали полным именем. – Все слышали, как ты вопил. Спать мешал своим нытьем.
Саня и Санек молчали и только согласно кивали головами.
– Ивовыми прутьями отхлестала, между прочим! Знаешь, как жгётся!
– Ивовыми прутьями, – поднял палец вверх Паша, как бы особенно выделяя этот момент. – Короче, сегодня ты с нами в прятки не играешь. В наказание.
Это было обидно до слез, но я сдержался. Не хватало еще зареветь перед пацанами! Да и было бы от чего расстраиваться! Лучше всех спрятался, а в итоге – наказание. Это было несправедливо, но, помня о черной бездне скуки, которая съест меня, если я не проглочу свою гордость, я лишь ответил:
– Ну и пошли вы… – Повернулся и ушел.
Дома обида захлестнула меня с головой. Горячие слезы лезли из глаз против моей воли, и я лишь размазывал их по лицу грязными ладошками, надеясь, что никто этого не заметит. Окна выходили как раз на улицу, где, весело хохоча, резвились мои друзья.
– А может, позовем Даню вместо Мишки? – донесся до меня писклявый голос Васька. Ну и засранец! Такой маленький, а предательства как во взрослом.
– Ну ты не борзей, Васёк. Он же все-таки друг, – пробасил Валентин.
Все-таки Валентин был самым хорошим в этой компании. И что он только тут забыл? Его родители очень богаты – это было видно по огромному кирпичному особняку, сразу бросающемуся в глаза с холма на въезде в деревню. Видимо, он, как и я, молча играет в догонялки со скукой.
В прихожей послышался шум, и я стал яростно стирать с лица слезы. Спустя пару мгновений в комнату вошел дедушка. Он был высоким и статным мужчиной, наверное, даже красавцем – и совсем не выглядел на свои пятьдесят с лишним лет. Казалось, будто внутри него всегда бурлил фонтан – настолько его распирало от энергии, и лишь едва заметная глазу сеточка морщин намекала на его истинный возраст. Он был военным в отставке, правда, я всегда забывал, в каком чине – но знал, что такой человек должен быть как минимум генералом. Иногда я думал о том, почему же его дочь, то есть моя мама, так сильно на него непохожа – не в пример дедушке она была спокойной, тихой и даже безынициативной, будто назло ему решила стать его полной противоположностью. Но я знал, что это не так, потому что они были дружны.