Впрочем, так было не всегда. В своё время всяк побывал в роли младенца, грудью кормился, улыбался беззубо. Чуть позже учился ходить, и вот она школа. В дальнейшем упёртый подросток. Всегда обо всём извещён, он спешит возразить и поспорить. Но это не скоро! А ныне детишкам положен нетронутый, девственный ум. Словно светлый чердак свежесрубленного дома. Вместителен и объёмен, там пахнет стружкой да морозной свежестью. Там эхо гулкое ответит, едва словцо произнесёшь. И всё ж он полон тишины. Готовности к работе, с нетерпеньем ожидает нетленной мудрости крупицы, божественные откровения пророков, страниц лирических романов и музыку. В блаженство уносящую. Ту самую, что создали в давно минувшие века. Такой чердак просторен, светел. В нём нет ненужного, он пуст и в то же время полон. В нём всё продумано до мелочей, тут главное — взрастить и обучить. Узреть и выявить сокрытый интерес ребёнка. Открыть в нём до поры дремавшее уменье.
Ну а пока здесь тишь да гладь. Безмолвие, беззвучие переполняют. Его ещё зовут младенческим умом не так давно рождённого на свет. Наивного и трепетного человечка. Того, кто вскоре гордо зазвучит и всюду следует порыву. Сердечной прелести очарованью. А чему ж ещё? Ума в том возрасте немного, его набраться предстоит. Но самое диковинное, что в безоблачное время ребёнок не познал печали. Он радуется всякий раз! Ему неинтересно знать грядущее, нет повода для страха и волнений, и всё, что дорого — бесценные секунды. Они продлятся вечно.
Наверное, поэтому детишек кличут — Ангелы! Они и есть посланники Небес. Живут ведомы сердцем, передвигаются вприпрыжку, всё время норовя взмыть в Небеса. Да и зачем им огорчаться? Какой в том прок? Всего хватает, во дворе все делятся друг с другом. А стоит выйти из подъезда, держа в руке ломоть лепёшки, куда заботливая мама положила масло, как вкруг возьмёт весёлая ватага. И каждый понемногу откусив, останется доволен. Чего ещё желать? Все сыты, можно продолжать веселье.
Вот только в нынешнее время когда-то бывший ангелочком понуро брёл в безликой массе, утративший порыв и крылья. Давно опустошённый безнадёгой. Его вели противоречия, заполнившие весь чердак. И, кажется, откуда что взялось…
Но вот долгожданные ступени эскалатора. На одну из них, подчиняясь инерции массы, ступил Егор. Нервно вздрагивая от перегруженности, послушный механизм возносил пассажиров. Всё вокруг успокоилось, стихло. Там, на платформе по-прежнему толпились, но здесь, на подвижной ленте выстроилась очередь. Теснота и духота отступили, прохладный ветер наполнил лёгкие.
Егор поднял голову и глянул вверх. Туда, куда эскалатор поднимал пассажиров. Тусклый свет в конце тоннеля подарил надежду, и он услышал позади негромкий голос. Доброжелательно и буднично говоривший, обращаясь к кому-то:
— Милая, не называй меня «мой муж». Я — не «твой муж». Я — тебе муж! Ты же, любимая, моя жена…
— Хорошо, хорошо, — прощебетал приятный женский голосок. — Прости, отовсюду только и слышно «мой муж», «мой супруг». Впредь постараюсь не ошибаться.
— Сделай одолжение, постарайся, — пророкотал мужчина.
— Экий старообрядец, — мимоходом мысленно окрестил его Егор, — ишь чего удумал! — продолжая удивляться, он оглянулся, рассчитывая увидеть здоровенного бородатого детину. Едва ли не в лаптях.
И каково же было изумление, когда вместо окладистой бороды узрел он обычного парня! Одетого в превосходно сшитое, по немецкому образцу, платье. Упорно называемое мужским костюмом. В руке тот держал пальто, а дорогие часы вкупе с инкрустированной печаткой выдавали обеспеченного современного горожанина. Встретившись с незнакомцем взглядом, Егор оробел, будучи сражён уверенностью, какой тот разговаривал со своею спутницей. Она же доверчиво глядела на мужа, преисполнена молчаливой влюблённости. Готовности принять на веру, что скажет возлюбленный. Егор с досадой отвернулся, и до него донеслось:
— Ты б поменьше смотрела телевизор, — негромко продолжал мужчина. — Там одни неудовлетворённые тётки. Чему они научат?
— Ты это о ком? — переспросила девушка.
— Да обо всех, кто пудрит мозги таким, как ты. Ладно б дело говорили, так нет, жизни учат. Сами брошенные, никому не нужные, а туда же…
Возникла пауза. Егор старательно вслушивался, но разговор затих. Не надеясь на продолжение, чуть было не расстроился, как сзади прощебетало: