— Этого я еще не прочел.
— Сам догадайся.
Борис задумался, поглядывая то на дом, то на озеро. И наконец, прояснился:
— Идея!.. Вытаивает клин льда — запросто, как сосулька во рту. А клинья по трещинам располагаются. Так? Трещины прямые или чуть изогнутые, обычно перпендикулярны одна к другой… Так? Лед вытает, земля осядет, образуется озеро. А берег его — по трещинам. Новые клинья тают, увеличивается озеро, а берега все время по следующим трещинам образуются — они же параллельны. Озеро растет, а форма все та же. Верно?
— Верно. Быть тебе мерзлотоведом.
А на другой день старожил этих мест, рыбак средних лет, сказал, между прочим, в разговоре со мной!
— Про тот крайний дом спрашиваешь? А какая радость в нем жить-то? Вона куда ходить надо. Кому охота?.. Это какое озеро? Возле дома-то? Который год помню, все возле крыльца и плещется. На своем месте. Дом правильно стоит. Факт.
Вот и проверяй после этого свои мудреные догадки. Всегда так в жизни — или слишком просто, или слишком сложно…
Однажды днем в балок деловито вошел Игорь. Не говоря ни слова, полез под нары. Чихая от пыли, стал копаться в ящиках. Вытащил сверток. Взмахнул в воздухе полинялой желто-красной ковбойкой.
— Старьевщика нашел? — поинтересовался Борис.
— Пригодится! — Игорь собрал тряпье в кучу, взял рюкзак и стал набивать его. Вынул из ящика пару банок сгущенки, пачек пять супа-пюре горохового.
— К чукчам собрался, — догадался Андрей. — Недалеко яранги, километров семь. Рыбаки сказали.
— Ну и собрался. Смех сказать — всю Чукотку прошел, а пыжика нет.
Андрей и Борис присоединились к Игорю. Я не пошел. Много было камералки. Хотя, признаться, и сам был не прочь приобрести знаменитый пыжик — шкурки новорожденных северных оленей.
Борис побежал выпрашивать банки в «личный забор». Андрей достал книжку Обручева, полистал:
— «Полог — это внутреннее помещение яранги, которое у оленеводов делается из оленьих шкур мехом внутрь.
У Котыргына полог мал, и когда мы все влезаем в него, то сидящим сзади приходится опираться о стену полога.
Высота полога невелика — можно лишь стоять на коленях.
…У дальней стены светит эек — первобытная лампа, чаша, которую раньше делали из камня; теперь для этой цели пользуются железными тазиками. В нее налит… жир из топленых оленьих костей, а на переднем краю лежит вместо фитиля узкая грядка мха, который и горит тусклым и ровным светом.
…Мы принесли с собой угощенье — мешочек сухарей. Это пока еще большая редкость в тундре.
…Густой, едкий дым наполняет всю внешнюю часть яранги».
— Двадцать пять лет прошло, — сказал я. — Вряд ли так осталось.
— Конечно. Только природа та же, трудности те же, яранги те же. Пасут стада — кочуют. Хочешь не хочешь.
Возвратился Борис. Он взял на двоих рюкзак и восемь банок сгущенки. Ребята ушли.
К обеду добытчики вернулись. Я взглянул на Игоря:
— Неудача?
— Влипли. Я ему для затравки пачку махры вытащил. А он в ответ — «Беломор».
— Осрамились, — засмеялся Борис. — Мы вроде дикарей оказались. Этот еще потащился с тряпьем. Стыдно стало, даже не вытащил. Чайком побаловались. Приемник нам включили, на батареях работает, — Москву. С нами в основном молодой чукча разговаривал. Бригадир. Неплохо по-русски шпарит. После демобилизации. Сказал, что осенью детей собирают в школу. Вертолет должен скоро прилететь, забрать. В Певеке интернат.
Андрей молча выкладывал консервные банки из рюкзака в ящик…
Вечер был ясный, тихий, морозный, с тоненькой луной. Засиживаться в балке не было смысла. Приемник трещал, слышимость была плохая.
— Ох-хо-хо, — меланхолично вздыхал радист. — Не иначе, полярное сияние будет. Ты бы, Андрей, подежурил.
Андрей остался подстерегать полярное сияние. Мы с Борисом завалились в палатку, быстро разделись и юркнули в спальные мешки. Какие они сначала холодные, неласковые, так и хочется выпрыгнуть вон. Постепенно добреют и в конце концов становятся уютными и теплыми. Сразу же подступает сон. И только если ворочаешься, вдруг ощущаешь, что в глубоких складках по-прежнему прячется холод…
— Э-гей! Все наверх! — возле палатки радостный вопль Андрея.
Спросонок мы выскочили из спальных мешков в чем были. А были без ничего.
Замерзший, твердый полог палатки обжег тело. Стоя босыми ступнями на заснеженной траве и поеживаясь, потирая руками тело и переминаясь с ноги на ногу, глядели мы в небо.
— Похоже на дым из бутылки, — говорит Андрей. — Как в сказке.