Честно говоря, мне эта слежка порядком надоела, как и весь тюремный режим, в котором я жила. Однажды весь наш класс сговорился поехать в субботу на каток, — ну конечно, не в субботу, а в воскресенье, никак не привыкну, когда у них выходной. Мне тут же захотелось поехать со всеми — хоть я кататься на коньках почти не умею, мои поклонники обещали меня учить, возить по льду и поддерживать, чтобы я не упала.
Когда Юджин об этом услышал, он объявил, что о такой поездке не может быть и речи, потому что это лучший повод засветиться. Но я уперлась, заявив, что никакой опасности нет — со всеми ребятами едут их телохранители. Он все равно не позволил мне ехать, хоть и с телохранителями. Тогда я вытолкнула его из постели, отказалась его ласкать, не стала обедать, а заперлась в своей спальне и объявила голодовку.
Полночи он топтался под дверью моей спальни, умоляя его впустить, а наутро, увидев, что я не притронулась к завтраку, сдался, при условии, что он поедет вместе со мной. Чтобы не умереть с голоду, мне пришлось согласиться, хотя на катке он мне был совсем ни к чему. Я рассчитывала, что моим партнером будет Олег Жигунов, шикарный парень из восьмого класса, немного похожий на Илана.
В воскресенье утром после нашего воскресного акробатического номера — на этот раз он, лежа на спине, зажал меня своими мощными лапами и бесконечно долго поднимал и опускал на свой хобот, пока я не взвыла и не запросила пощады, — мы позавтракали и принялись наряжаться в конькобежные костюмы. За коньками и костюмами мы съездили еще с вечера в Центральный спортивный магазин — мне купили красные рейтузы, белый свитер и белую юбочку для близира (это слово я выучила только вчера, оно означает, что эта юбочка не прикрывала ничего), а Юджину голубой свитер и голубые рейтузы.
Когда он вышел из спальни в небесно-голубом прикиде, подчеркивающем синеву его глаз, он на миг показался мне не таким уж стариком. Но я тут же вспомнила, как безжалостно больно он накачивал меня во время утреннего сеанса, и меня прямо стошнило от его самодовольной ликующей (во, какие словечки я знаю!) морды. Мне сильно захотелось поехать на каток без него, я была уверена, что он отравит мне все удовольствие.
Так оно и было: хоть каток и оказался райским местечком, удовольствия от него мне получить не удалось, потому что Юджин ни на секунду не выпускал меня из виду. Я не ожидала, что он так хорошо катается на коньках, — правда, он утверждал, что в юности играл в хоккей за московскую сборную, но я, как всегда, не знала, верить ему или нет. Я давно уже поняла, что он ужасный выдумщик и сочинитель невероятных историй, — впрочем, некоторые из них иногда оказывались истинными.
Боюсь, что история про хоккейную команду была близка к правде, иначе он не мог бы настигать меня с Олегом в любой точке катка, как бы мы ни хитрили и ни прятались. Мы даже притворились, что идем в павильон пить сельтерскую с сиропом, а сами улизнули через другую дверь, пробрались через кусты, укатили по боковой дорожке на противоположный конец катка и начали целоваться — но ровно через минуту он вырос перед нами, как голубой смерч, весь в ледяных брызгах, так он мчался.
Он навис над нами, протянул длинную руку, похожую на лопату для разгребания снега, и отделил меня от Олега:
«Этого я не разрешаю», — произнес он тоном не менее ледяным, чем лед у нас под коньками, и потащил меня волоком через весь каток к выходу. Сколько я ни упиралась, мне не помогло — он выкатил меня к раздевалке, усадил на скамейку, снял с меня коньки и на руках отнес в машину. Там он велел Вадиму меня сторожить и вернулся в раздевалку за вещами, после чего мы в полном молчании отправились домой. По пути он иногда мельком взглядывал на меня, и мне становилось страшно от этого взгляда — его прозрачные глаза стали почти черными.
Дома он запер дверь на все замки, усадил меня к себе на колени, взял мое лицо в ладони и тихо сказал:
«Запомни, если такое хоть раз повторится, я тебя убью».
Самое ужасное, что на этот раз я ему поверила.
Сегодня у меня день рождения — мне исполнилось тринадцать. Ужас, какая я стала взрослая! Я очень изменилась за эти московские месяцы — столько спектаклей пересмотрела, столько шмоток накупила, столько акробатических номеров исполнила в койке с Юджином! Мне теперь смешно вспомнить, как я в первый день притаилась в прихожей, чтобы разбить полдюжины яиц об его смазливую морду — какая я была тогда наивная дурочка! Но почему-то именно сегодня я опять почувствовала себя маленькой и начала думать о маме, я хотела сказать — об Инес, и не смогла: это сердитое имя застряло где-то по дороге. Я не думала о ней с того дня, как решила отомстить ей за все обиды и несправедливости — список получился такой длинный, что не смог полностью поместиться в моей детской голове.