Идэйн посмотрела на Асгарда и вздохнула.
– Это печальная история. Но обо всем этом сказано в «Книге Вторжений», известной всем бардам и менестрелям, а также некоторым монахам Калди. – Она снова вздохнула. – Туата де Данаан – мой народ.
Подошел оруженосец с поджаренным хлебом и несколькими зимними яблоками, купленными в гостинице. Асгард взял хлеб и фрукты и осторожно приподнялся, стараясь не потревожить рану в боку. Он жевал хлеб, глядя, как горный ветер играет золотыми волосами Идэйн.
История, которую она ему рассказала, была длинной и запутанной, хотя отчасти он слышал ее от братьев-тамплиеров, изучавших ирландскую магию и тайные учения. История того, как ирландцы заселили свой уединенный остров, не особенно интересовала Асгарда. Ему было довольно и того, что он сидел, прислонившись спиной к буку, и смотрел на Идэйн, думая о том, что если кому-нибудь пришло в голову изваять золотого идола несравненной красоты, то прообразом его, несомненно, должна быть эта странная девушка, покорявшая своими чарами всех встречных мужчин. Асгард не мог избавиться от воспоминания о ее обнаженном совершенном теле, которое он успел мельком увидеть, пока она не набросила плащ. Прочистив горло, он хмуро спросил:
– Скажи мне, благородная девица, откуда тебе все это известно? Неужели тебе рассказали об этом монахини?
Идэйн подняла голову, и ее глаза, похожие на два драгоценных изумруда, устремились куда-то вдаль. Она обдумывала ответ.
– Нет, монахини мне ничего не говорили. – Идэйн помолчала. – Я хотела бы рассказать, сэр Асгард, – ответила она наконец, – но, по правде говоря, я и сама не знаю, откуда мне известно все это.
Идэйн встала, закуталась в плащ и присоединилась к сидевшим у костра.
Асгард наблюдал за ней, доедая хлеб. Беда его была в том, что мысли о ней не давали ему покоя. Они так его мучили, что он уже готов был поверить всему, что она рассказала ему и что он слышал от монаха Калди. Может быть, и вправду сохранились народы, населявшие в давние времена Ирландию. Может быть, они живут до сих пор. Таинственные и неизвестные Древние со своими особыми талантами, своим даром, который они намеренно скрывали, потому что люди могли истолковать их неправильно.
И Асгард содрогнулся при мысли об этом.
Он был рыцарем, монахом и воином Господним. Чтобы стать тамплиером, человек должен был отринуть все в этом испорченном, развращенном и бестолковом мире. Когда человек достигал высших сфер, доступных духу, когда он овладевал способностью отвергнуть веления тела, он обретал мир в Господе и купался в лучах избавления.
Но все для него изменилось, как только он увидел ее, подумал Асгард и застонал. Эта девушка, эта пресловутая послушница, похищенная из монастыря каким-то местным разбойником, которую теперь тамплиеры хотели захватить и сделать своей ясновидящей и пророчицей, эта прекрасная волшебница…
Да, и к тому же еще обнаженная, бесстыдно предававшаяся любви с мужчиной, напомнил он себе поспешно.
Эта женщина пробудила в нем неутолимый и отнюдь не божественный голод, пронзавший и его плоть и мысли стрелами чувственных желаний и помыслов. Вместо света чистоты и безмятежности она несла с собой яростную страсть. В своих мечтах, к великому своему стыду, Асгард ощущал себя свободным, безумным, опьяненным страстью язычником. А когда бодрствовал, не мог думать ни о чем, кроме нее, не видел ничего и никого, кроме этой девушки.
«Никому не известно, – думал лихорадочно Асгард, – насколько близок я к безумию».
Вернулся оруженосец с чашей холодной воды из ручья. Пока Асгард пил, мальчик стоял рядом, глядя на него лазурной синевы глазами.
– Там внизу, в городе, есть церковь, – сказал он, принимая от рыцаря пустую чашу. – И священник в ней исповедует и причащает.
Асгард изумленно посмотрел на него. Первой его мыслью было обрушиться на мальчишку и дать ему грозную отповедь. Прогнать этого жирного маленького оруженосца с глаз долой за его наглость.
Поразмыслив, Асгард передумал. Священник? Неожиданно он ощутил облегчение. Возможно, исповедь – как раз то, что ему было нужно.
Из-за того, что собирался совершить.
Священник работал в поле вместе с остальными вилланами, готовившими землю под пашню. Пришлось послать за ним сынишку хозяина таверны. Они прождали добрый час, сидя на ступеньках церкви, купаясь в теплых лучах солнца и поедая яблоки. Когда священник пришел наконец в свою маленькую церквушку, в крестьянской блузе и штанах он вполне мог сойти за виллана. Пришлось подождать еще добрых полчаса, пока он менял свою повседневную одежду на сутану.