«Уже в самом факте создания ООН, — резонно заявил в 1987 году Э. А. Шеварднадзе, — был заключен зародыш нового политического мышления. Уже тогда его принципы вылились в статьи Устава ООН, безусловно одного из величайших нормативных актов всех времен и народов… По существу, все послевоенные десятилетия есть не что иное, как история борьбы косных политических воззрений с народившимся в муках войны новым политическим мышлением»[1].
В том, что большие потенциальные возможности, заложенные в ООН ее создателями, в течение длительного времени оказывались недоиспользованными, была вина и Запада, и Советского Союза. Как свидетельствовали известные мне факты, «а» в «холодной войне» было сказано не советской стороной, но Сталин не заставил долго себя ждать, чтобы сказать «б». Он, похоже, решил использовать наметившуюся вскоре после смерти Ф. Рузвельта конфронтационную линию Вашингтона, для того чтобы вновь «закрутить гайки» внутри страны, а также форсировать «социализацию» стран Восточной Европы. Дальше логика конфронтации сделала свое черное дело. Самым страшным ее проявлением стала гонка вооружений со всеми пагубными последствиями — и экономическими, и политическими.
Однако после смерти Сталина, во всяком случае с конца 50–х и на протяжении всех 60–х и 70–х годов, нами предпринимались, хотя, может быть, и недостаточно последовательно, большие усилия для прекращения или, по крайней мере, притормаживания гонки вооружений. И, вопреки суждениям некоторых Иванов, не помнящих родства, небезрезультатно.
Достаточно вспомнить серию многосторонних международных договоров, заключенных по инициативе и благодаря настойчивости СССР в те годы: о немилитаризации Антарктики (1959 г.), о прекращении ядерных испытаний в трех средах (1963 г.), о неразмещении ядерного и другого оружия массового уничтожения в космическом пространстве (1967 г.), о нераспространении ядерного оружия (1968 г.), о неразмещении ядерного и другого оружия массового уничтожения на дне морей и океанов (1971 г.), о запрещении и уничтожении бактериологического оружия (1972 г.), о невоздействии на окружающую среду в военных и иных враждебных целях (1977 г.). Тот же Э. А. Шеварднадзе справедливо сказал о перечисленных договорах: «Будучи замечательны сами по себе как крупнейшие вехи в развитии международно–правовой мысли, они на порядок подняли нашу общую безопасность»[2].
Добавим к ним двусторонние советско–американские соглашения в области безопасности: начиная с соглашения о мерах по уменьшению опасности возникновения ядерной войны (1971 г.) и кончая договором об ограничении стратегических вооружений (1979 г.), который, не будучи ратифицированным, все же соблюдался в основных своих параметрах обеими сторонами. Подобным образом поступали СССР и США и в отношении договора о пороговом ограничении подземных испытаний ядерного оружия (1974 г.) и договора о мирных ядерных взрывах (1976 г.).
Довольно высокой продуктивности советско–американских переговоров по вопросам разоружения в 70–е годы способствовало то, что для наблюдения за ними и определения позиций советской делегации на них была создана специальная Комиссия Политбюро в составе Д. Ф. Устинова (в то время секретарь ЦК, председатель комиссии), А. А. Громыко (впоследствии председателем комиссии стал он), А. А. Гречко, Ю. В. Андропова, Л. В. Смирнова и М. В. Келдыша. Материалы для рассмотрения на заседаниях комиссии готовились постоянно действовавшей рабочей группой в составе ответственных работников представленных в комиссии ведомств. Эта же группа повседневно следила за ходом переговоров.
Особое место среди советско–американских соглашений того времени занял, конечно, договор 1972 года об ограничении противоракетных систем СССР и США, на который мы — и вовсе не зря — и сейчас молимся как на решающий фактор стратегической стабильности.
Прийти к осознанию целесообразности фактического отказа от противоракетной обороны было, конечно же, непросто и нелегко для обеих сторон. Для понимания, скажем, вредности ядерных взрывов в атмосфере, в космосе и под водой или опасности расползания ядерного оружия по планете достаточно было простого здравого смысла. В данном же случае речь шла об отказе от противоракетной обороны страны. Оборона же Отечества испокон веков считается святым делом. Как можно отказываться от своего права на защиту?! Для того чтобы осознать, что в ракетно–ядерный век неоспоримое право каждой страны на защиту — таковым это право останется всегда — наилучшим образом может быть реализовано путем взаимного отказа от противоракетной обороны своей территории, надо было многое изучить, обдумать и взвесить, как бы «вывернуть мозги наизнанку». Это был поистине мощный прорыв нового мышления.