- На это нет времени! Промедление будет стоить ей жизни. - Волнение гостя возрастало с каждой секундой, глаза лихорадочно блестели. - Он знает, как она выглядит, а я нет. Идёмте, по дороге расскажете. Где сейчас леди Камилла? Мы ещё успеем, если поторопимся!
Мать настоятельница вцепилась в спинку стула, чтобы подняться, но замерла. Её что-то смущало с первых же слов гонца, и только сейчас она, что именно. Помедлив, она всё же встала, жестом отказавшись от помощи и не обращая внимания на слепящую боль в правом колене.
- Идёмте, я отведу вас к ней. Уверены, что справитесь в одиночку, если обиженных будет несколько?
- Не сомневайтесь: со мной леди Камилле ничто не грозит.
Мать-настоятельница повернулась, делая вид, что направляется к двери.
- В письме лорда Норгарда говорится, что Чёрная подступила к Северным землям. Надеюсь, ваша матушка в добром здравии?
Мужчина поспешно кивнул и взялся за ручку:
- Да, слава Единому!
Уже приоткрыв дверь, он замер. Мать-настоятельница осталась стоять на прежнем месте, не шелохнувшись. После паузы мужчина закрыл дверь и медленно повернулся к ней. Губы растянула улыбка, странным образом обезобразившая лицо, красивое всего минуту назад.
- Ах да, Хоук-Смердолюб... всего-то сразу не упомнишь…а ты, мамаша, не промах! – почтительности в голосе как не бывало.
- А у тебя слишком гладкое личико для единственного выжившего в деревне после прихода Чёрной…сынок.
- Ну, так будь и дальше умной, мамаша, и подскажи, как мне отыскать эту курицу в твоём курятнике?
Мать-настоятельница сжала губы в узкую полоску. Незваный гость осклабился:
- А вот это зря…не заставляй Обиженного ждать. Он итак ждал слишком долго!
Его зрачки резко расширились, и сделавшиеся почти чёрными глаза загорелись фанатичным блеском. Этот взгляд мать-настоятельница прекрасно знала: неоднократно встречала его на лицах истинно верующих и видела в своём отражении в юности, давая монашеский обет.
Теперь всё встало на места. Она внутренне содрогнулась, догадавшись, кто перед ней: участник или, скорее, главарь ортодоксальной секты последователей Обиженного. Их часто называют просто его именем.
Как посмел этот фанатик осквернить её монастырь, переступив через порог!
Она продолжила хранить молчание. Мужчина театрально вздохнул и заговорщически ей подмигнул:
- Что ж…я умею уговаривать, люди любят делиться со мной секретами.
Подперев дверь стулом, он направился к ней своей изящной танцующей походкой, на ходу вытаскивая кинжал.
Мать-настоятельница крепко сжала нагрудный крест.
Хильда
Они шли весь остаток утра, весь день и продолжали идти, даже когда солнце упало за горизонт. Передохнуть они останавливались только один раз, днём. Хильда, как и остальные, села прямо на пожухлую траву на обочине дороги. Вытянув ноги, она потрогала саднящие лодыжки в тех местах, где их в кровь стёрли башмки. Она хотела послюнявить палец, чтобы оттереть запёкшуюся коросту, но слюны во рту не оказалось.
Женщины уже давно перестали выть и сейчас сидели плотным кружком, прижимаясь друг к дружке. Полулюди расположились чуть дальше, о чём-то переговариваясь. Их выкрики перемежались отрывистым гоготом.
Хильда видела, как они достали и принялись есть вяленое мясо и хлеб, запивая всё это, если верить запаху, ячменным пивом. В животе Хильды урчало, но им они ничего этого не предложили. Тут вдруг их крики стали громче. Двое вскочили на ноги, и, сцепившись, покатились по земле. Вскоре один оказался верхом на другом. Он подхватил с земли камень и несколько раз ударил второго по голове и лицу. Потом рядом возник лорд Оттар. Он зарычал, схватил драчунов за шкирку, приподнял и с треском стукнул лбами. Сначала все молчали, а потом раздался дружный хохот. Громче всех смеялись только что дравшиеся насмерть. Когда хохот утих, всех подняли на ноги, и их колонна продолжила путь.
Вокруг было холодно и темно. Вместе с солнцем ушло и какое-никакое тепло. От стремительно остывавшей земли поднимался пар, и Хильду бил озноб. Даже ногти на руках посинели, а пальцы плохо сгибались. Во рту пересохло от жажды и набившейся горькой пыли, и она едва переставляла ноги. За всё это время на их пути не встретилось ни одной живой души.