- Встретимся на обычном месте, у бюста Уксусной, перед вечерней молитвой. Заодно расскажешь, зачем снова туда ходила.
- Ходила куда?
Но Корин уже отвернулась, сама покорность:
- Да, мать-настоятельница.
Она сделала грациозный поклон и выскочила за дверь. Кэм проводила её полным сожаления взглядом. Общество девушки нравилась ей куда больше нынешнего.
Тут она заметила в руках пришедшей массивную глиняную плошку, доверху наполненную комковатым клеем. Видимо, всё у этой дамы было массивным и основательным. Та тем временем тяжело опустилась на стул рядом с кроватью. Потом протянула руку и ощупала её волосы, видимо, надеясь, что мираж рассеется. Убедившись в материальности шевелюры, покачала головой.
- Это ничего, они ещё отрастут, - попыталась успокоить её Кэм.
Лучше б не пыталась. Поймав испепеляющий взгляд, тут же умолкла.
- Как некстати, - пробормотала монахиня. – Наконец, всё слажено, такая честь выпала, а тут это… Ну, да уговор от этого не должен перемениться. Не может перемениться.
Видимо, все сегодня сговорились интриговать и недоговаривать. При виде испорченного платья, мать-настоятельница помрачнела ещё больше.
- Ну, да сделанного не воротишь, - вздохнула она. - А теперь, дитя, пора подкрепиться!
С этими словами она одной рукой умело приподняла её на подушке, а другой поднесла к её рту ложку. Кэм в ужасе отшатнулась, сообразив, что та собирается скормить ей клей. Неудивительно, что они все здесь такого землистого цвета.
- Я не хочу…не голодна!
- Ну, конечно, хотите! Ну же, перестаньте, как маленькая.
Кэм набрала в лёгкие побольше воздуха для нового отказа, но коварная женщина воспользовалась этим и ловко пропихнула ложку ей в рот, при этом чуть не удушив. Липкий ком скользнул по пищеводу и тяжело брякнулся на дно желудка. Клей оказался злаковой кашей, которую, судя по вкусу, кто-то уже успел пожевать. Всё ещё слабая, Кэм оказалась беспомощной против такого натиска.
- Ну, вот и умница, - с удовлетворением сказала монахиня четверть часа спустя, выскребая остатки со стенок ей в рот. - А теперь поспите, дитя. Силы вам скоро понадобятся.
- Я не хочу спать, - промямлила Кэм с набитым ртом.
Ещё она хотела спросить, о каком важном событии все здесь толкуют, но не успела: её накрыло сонной волной, и веки смежились ещё прежде, чем мать-настоятельница вышла.
Когда она проснулась, за окном уже стемнело, и она была в комнате одна. Чувствовала она себя на порядок лучше. Может, не зря все твердят про пользу злаков? Как бы то ни было, пора отсюда выбираться.
И Кэм быстро выскользнула из кровати.
Хильда
После страшной команды человека-холма, эта звероподобная стая волной хлынула на Хильду и её односельчан. Всё закончилось очень быстро – никто из жителей деревни не был вооружён.
Калеб, с напряжённым лицом, шагнул вперёд, заслонив Хильду. Один из нападавших сделал снизу замах крюком. Оружие со страшным свистом рассекло воздух, вошло в его нижнюю челюсть и с тошнотворным хрустом застряло внутри. Калеб, всё такой же серьёзный, упал на колени, а потом тяжёло повалился навзничь, придавив Хильду к пыльной дороге. Убийца изрыгнул какое-то ругательство и, уперевшись в его лицо ногой, выдернул омерзительно чпокнувший багровый крюк.
Хильда лежала и никак не могла освободиться из-под Калеба. Она едва дышала, а глаза застилала красная пелена. Вскоре дорогу вокруг усеяли тела. Дальше всех успел отбежать сын кузнеца, Сверр, прежде чем цепные ядра перебили ему хребет.
Когда с мужчинами было покончено, нападавшие сбили воющих от ужаса женщин и детей в круг. Руки им связали и продели общую верёвку. Теперь, если бы один из них попытался убежать, то потащил бы за собой остальных. Кто-то увидел скорчившуюся Хильду. Пнув тело Калеба, он рывком поставил её на ноги, едва не оторвав руку. Её связали вместе с остальными.
Один из полулюдей обернулся к человеку-холму, и прошамкал:
- Готово, Дикий, бабы связаны.
На лице Дикого вмиг вздулись похожие на верёвки вены. Он схватил говорившего за горло одной рукой и приподнял над землёй, так что его ноги задёргались на уровне Хильдиных глаз.