Подъехал катафалк, люди занялись последними приготовлениями, кто-то понёс гроб, кто-то крышку, кто-то венки. Галушка ещё раз подошла к маме, но та опять отделалась одной фразой. Симон уже сбился, какая по счёту это была попытка невестки поговорить со свекрухой. Тем временем друзья и родственники расселись по своим автомобилям, чтобы поехать вслед за автобусом. Рядом с гробом остались самые близкие люди, мать, три сестры и вдова. Симон парил сверху, и наблюдал за своими любимыми женщинами. Как же им сейчас тяжело и горько, слышался не громкий плач. Но молчание продлилось не долго. Как только завёлся двигатель катафалки и автобус поехал, начали говорить те, кто так долго и упорно целый день отмалчивался. Свекровь и старшая сестра буквально обрушили гневные тирады в сторону невестки.
– Посмотри, посмотри на него, – указывает пальцем в гроб свекруха, – это ты его довела, это ты во всём виновата, ты жадная, вечно тебе денег не хватало. Зачем ты вообще появилась? Всю жизнь моему мальчику испортила.
– Угробила мужика, – продолжила атаку старшая из сестер, это ты Симе могла лапшу на уши вешать, я то про тебя всё знаю, дети то нагулянные, дети то не наши. Ты просто использовала его в своих целях и не любила ты его никогда, тебе нужны были только деньги.
– Хватит, прекратите, – это всё что могла сказать Галушка, слёзы заглушали её голос, она сидела в шоковом, полуобморочном состоянии.
Младшая из сестёр сидела тихо, почти не говорила, в основном кивала головой и со всем соглашалась. Средняя держала нейтралитет, не обвиняла ни в чём неповинную вдову, но и не защищала тоже. Лишь изредка говорила: «Перестаньте, успокойтесь». Но две взрослые женщины не унимались, они только набирали обороты. По очереди выдвигали всё новые и новые обвинения, и обзывали бедную девушку самыми последними словами.
Симон смотрел сверху и просто не верил в происходящие, его кровные родственницы, толпой, как голодные чайки накинулись на его бедную супругу. Сейчас он чувствует, кто больше всех страдает, кто любит его, и сожалеет о случившемся. Её оставшуюся одну без защитника, морально уничтожают те люди, в которых он верил, и видел опору для его семьи оставшуюся без кормильца. Они же набросились на неё при первом удобном случае, не постеснявшись даже не упокоенного тела. Душа Симона плакала. Дедушка и Алик, два верных крыла, тоже, наверное, начали расстраиваться от увиденной сцены, это он понял по тому, что его стали питать малой дозой успокоительного. Ещё бы, нужно иметь железные нервы, что бы не реагировать на такое, а дед и Алик лично знают всех четырёх женщин скандалисток, это тоже их родственницы, и им горько видеть такой поворот событий. Дед жестом обратился к главе. Глава приблизился к Симону, и прикоснулся к голове, расстроенную душу, как будто оглушило. Словно человека по голове битой ударили, и он с трудом понимает, где он сейчас находится, и что вообще происходит. Вот похожее ощущал Симон, физической боли не было, это была лошадиная доза транквилизаторов. Глава обратился к деду и Алику.
– Сами то как? В порядке? Справитесь?
– Сами справимся, – сказал дед, – на поддержку Симона силы заканчивались.
Траурная колонна добралась до кладбища. И тут в двух ругающихся бабах, произошла чудесная перемена. Они больше не обвиняли молодую девушку во всех смертных грехах, они плавно перешли на плач, и были теперь безутешными провожающими сына и брата в последний путь. Сейчас было трудно сказать, что поспособствовало такой быстрой перемене, то ли и в правду поняли, что видят Симу в последний раз, то ли появление других людей заставило снова одеть их свои маски. А на улице шел дождь, землю в округе очень быстро растоптали, и она превратилась в грязевое мессиво. Симон понимает, что уходит очень не красиво. Сама природа выбрала для прощания очень противную погоду. Все люди промокли насквозь, их одежды были испачканы, и каждый хотел, чтобы церемония как можно быстрей закончилась. Поэтому прощание было не долгим, крышку быстренько забили, и гроб опустили в могилу и закопали её мокрой грязной землей.
– Ну вот и всё, – с некоторым облегчением сказал Симон.
– Еще не всё, – сказал глава, внимательно осмотрев подопечного, – сейчас соберутся люди, покушают, помянут тебя, а мы послушаем. Только после этого отправимся домой, а пока ещё терпи, я думаю теперь полегче будет.
Симон внимательно смотрел за Галушкой, в какую машину она сядет. Она села к своим родственникам и обратная дорога была тихой и спокойной. Она смотрела вдаль невидящим взглядом, и печаль не сходила с её лица. Когда они приехали домой, Галушка зашла в комнату и не выходила оттуда. Она горевала от потери мужа, от жестокого и не справедливого обращения его родственников. А в это время на улице накрыли столы, достали спиртное, начали поминать. Сразу было всё хорошо и приемлемо, а потом кому-то из родичей спирты ударили в голову и за столом пошел веселый разговор, хохот и ржач. Спасибо хоть песни петь не начали, подумал Симон. Галушка за стол так и не вышла, а звать её никто не собирался. Когда поминки подошли к концу, то родственники начали потихоньку разгребать оставшуюся еду домой. Забрали всё до последней крошки, даже кастрюлю с борщом унесли. Единственное что оставили, это два поминальных свёртка с конфетами, что бы дети, помянули папу. У Симона закончились эмоции, его родственники как сороки растащили всю посуду с дома, где он, когда то жил. Но сейчас его душа почувствовала какой-то особый негатив, направленный в его сторону, он внимательно осмотрелся, чтобы увидеть источник. Это была Галушкина сестра, она гневно говорила: