Алик приближался как всегда радостный и улыбчивый, и это не только хор так на него подействовал, он и при жизни был очень весёлым и находчивым парнем. Симон тоже был рад его видеть и встретил родственную душу с распростёртыми объятиями.
– Братик, ты ли это? – первым поприветствовал Алик и две души обнялись, и закружились при соприкосновении.
– Здравствуй братка, – тепло и радостно поприветствовал Симон. – Ни как не мог к тебе вырваться, при первой же возможности сразу направился к часовне тебя повидать, ну и душу наполнить благословением.
– Как замечательно, что ты пришел, я давно тебя ждал. У тебя не совсем радостный вид, тебя, наверное, что-то беспокоит? Я знаю, как тебе помочь. Пойдём со мной в хор, попробуешь спеть с нами. Там нет ничего сложного, для начала можно как в школе, на уроке пения, просто стоять в толпе и открывать свой рот, делая вид что поёшь. А как только прочувствуешь хор изнутри, поймёшь всю его динамику, душа сама возьмёт нужную ноту и сольётся в унисон со всеми. Вот увидишь, это совершенно другие ощущения, тебе не просто понравится, ты ощутишь настоящий кайф.
Алик ещё при жизни славился своим даром убеждения, оратор из него и правда хороший. Симон не стал сопротивляться его доводам и убеждениям и сказал:
– Ладно, пойдем, попробуем. Ты как всегда в своём репертуаре, уговоришь даже мёртвого!
– А ты что, живой что ли? – сказал Алик и весело засмеялся.
Если бы эту фразу сказал кто-нибудь другой, то Симона бы это зацепило и ранило до глубины души. Но из уст этого балагура фраза звучала совсем не обидно и даже смешно. Симон тоже захохотал, обнял брата и они вместе двинулись в часовню.
Пока шли к хору, Симон пытался узнать подробнее о своих действиях внутри поющего коллектива, что бы не ударить в грязь лицом. Но Алик объяснял, что запоминать, что-либо бесполезно и бессмысленно. Каждый раз колебания меняются, как курс доллара на бирже. Нужно включиться в процесс, занять свободную ячейку в хоре и соединится со всеми, стать частью одного большого механизма.
Две души примкнули к хору. Первое что ощутил Симон, это желание самовыражаться, хотелось творить, говорить и петь. Он закрыл глаза и почувствовал себя маленькой лодочкой, дрейфующей в большом океане. Это беспомощная лодочка, от неё ничего не зависит, она лишь только может двигаться в том направлении, куда её уносят волны. И Симон смог включиться в хор, он просто перестал ассоциировать себя с лодочкой, он захотел быть волной, а следовательно, стать частью большой и огромной силы океана. Чувство эйфории захлестнуло его, он воспринимал малейшие пульсации и колебания всего хора. Он прекрасно понимал какую ноту нужно брать, где замолчать, а где ускориться. Он был полноценным участником, правда пока безмолвным. Но долго не издавать звуки, находясь внутри хора не возможно, так как из глубины души идёт сильный порыв, который вынуждает добавить свой голос в эту чудесную песню и Симон открыл свой рот. Но вместо мелодичного и звонкого звучания послышался противный скрежет. Как будто бы кто-то заскрипел зубами или потёр пенопластом, или провёл вилкой по стеклу. Сразу и не поймешь, на что больше был похож этот фальшивый звук, но он очень скверно выделялся на фоне чудесного хора.
– Неужели это из меня такое выходит?– растерянно подумал Симон. – А может быть это совпадение? Ведь я же не отключился от хора, прекрасно его слышу и понимаю дальнейшее движение. Из глубины души, наружу рвётся ритм, который очень тяжело сдерживать. Симон отбросил все сомнения, и открыл свой рот ещё раз. Ужасный звук повторился снова. Два раза подряд это не совпадение, это уже закономерность. Было очевидно, что фальшивит именно он. Вывод простой, душа хочет петь, а на выходе звук выходит поганый, как испорченная скрипка в оркестре.
Перед Симоном очень быстро появились два духа и очень вежливо попросили выйти из хора. Он вышел из ячейки, а за ним следом вышел брат. На лице Алика виднелось неприкрытое смущение. По нему было видно, что он понял то, что что-то упустил и это что-то, только сейчас до него дошло.
Тем временем два духа очень любезно и деликатно объяснили, что суицидники не могут петь в хоре до той поры, пока не проживут новую жизнь и не умрут своей смертью. Они разрешили посещать храм в любое удобное время, но очень убедительно попросили не занимать место в хоре.
– Можно слушать и впитывать любовь дарующих, но самоубийце дарить свою любовь нельзя. Симон чувствовал себя очень неудобно, как будто не в своей тарелке, но эти два духа были так обходительны и дипломатичны, что он почти не расстроился. Создалось впечатление, что эти души сами когда-то проходили такую процедуру, то есть их выводили из хора за какое-то нарушение правил. Был конечно неприятный осадок, но то что его поддержали и ни в чём не обвинили, согревало душу.