I
ПРОЛОГ
'Я новообращенный вампир. Вам, конечно, сложно поверить в то, что вы сейчас читаете, но от вашей веры или неверия ничего не меняется.
Приветствую вас! Я вампир. И меня зовут Кирсти. Это мое имя после перерождения. Пишу это, и на моем лице разливается улыбка. Вообще-то мое полное имя Кирена. Но я решил сократить его до Кирсти. Так мне больше нравится.
Я обладатель тайных знаний, до которых мечтают добраться многие и многие. И до которых нет дела еще большему числу людей. Они либо не верят, либо хотят сделать вид, что этого не существует. На это хочется рассмеяться. Ибо я Кирсти существую и ничто, никакое неверие и отрицание этому не помеха.
Я только что разорвала горло одному из таких. Но во мне нет сожаления. Лишь ухмылка была на моем лице. Лице, измазанном кровью. Ибо я зверь. Ох, как же претенциозно это звучит. (Усмешка). Вам не хочется знать, но я скажу, что рвала его до тех пор, пока он не охрип от криков, пока на губах не выступила кровавая пена. А во мне все больше и больше разгоралось злорадство и чувство собственного превосходства и силы. Огромной, нечеловеческой.
Он кричал, просил пощады, лепетал что-то о жене, о детях. Но мне до всего этого не было дела. Это его проблемы. Меня же интересует только его кровь. То, что может дать мне жизнь. Вернее продолжить ее.
Вампиры холодные существа. Им нет дела до простых и обывательских чувств. У них вообще нет никаких чувств. Это норма. Это правило, без которого бы вампир не смог выжить. Ибо, как высушивать жертв, к которым ты испытываешь чувства. Это нонсенс.
Мои клыки до сих пор лязгают, а язык беспрестанно путешествует по губам. Воспоминания чужой теплой крови будоражат мое сознание. Оно доводит до экстаза. Это как секс. Удовольствие, раскрепощение, ожидание. Но с высушиванием человека никакой секс не сравниться. Уж я-то знаю. Очередная усмешка, как оскал зверя. Голодного и опасного.
Я хочу жить. Но для этого должна забирать жизни других людей. Какая мелочь.
Языком по зубам. Глазные выдаются вперед. Они такие большие и острые. Порой даже не верится, что это все со мной. Слишком мало времени прошло, чтобы втянуться. Но этого хватило, чтобы смириться.
Душа умерла. Осталась лишь жажда, иссушающая, всепоглощающая, ради которой можно забыть обо всем.
Я с наслаждением медленно слизываю с ладони засохшую кровь жертвы. Он был красив и силен, но он ничто против меня. Я разодрала ему грудь когтями, прежде чем впиться в шею. А потом, наслаждаясь затихающими криками, клыками разорвала его горло. И он захлебнулся в своей крови. Я впивалась все глубже и глубже, терзая уже мертвую плоть своими нетерпеливыми клыками. Я хотела его, но не как любовница своего мужчину, а как вампир свою жертву. И я взяла его, высушила. До капли. Все его стало моим. И оторвавшись от плоти жертвы, я издала громкий крик, возвещающий о конце охоты и об ее успешном завершении. Ибо я взяла то, что хотела. И на несколько дней готова была оставить этот мир в покое. Пока жажда крови вновь не призовет меня. И я вновь не выйду на охоту.
Клыки щелкают, но уже бесцельно. От обилия крови навевается сонливость. Скоро рассвет и пора уснуть. Это глупое время суток. И как я раньше не замечала, насколько глуп день. Насколько он бесполезен и не нужен. Если бы все время царила ночь. Было бы намного лучше и интересней. И не надо было засыпать. Но, увы, мне как новообращенной, сон необходим. Старшие вампиры могут сокращать сон или появляться на солнце, но мне нужно многое пройти, чтобы уметь как они.
На это нужно время. Много времени. Но мне некуда торопиться. У меня целая вечность впереди. А пока рассвет и заканчиваю свое повествование'.
Она была красива, чертовски и завораживающе. Она могла сводить мужчин с ума, могла обладать душой и телом любого, кого пожелает. Но то было раньше. Сейчас все изменилось. И она изменилась. В ней появились новые нотки, старые достоинства стерлись, а образовавшийся провал заполнился новыми, играющими более яркими и насыщенными красками. Просто красивой девушкой была та, которую звали Вероника. Теперь же это было совсем иное существо по имени Кирена. В ней детская непосредственность сменилась жестокостью. Скромность и простота ярким великолепием. В уголках рта залегла усмешка, а в глубине глаз поселилась тайна. От нее веяло мрачной решимостью и нечеловеческим притяжением. От нее веяло уверенностью и силой. Она была сама себе хозяйкой. И она могла подчинять. Такой как она нельзя было не подчиниться. Рядом с ней была особая атмосфера, поглощающая все вокруг себя, делавшая любого рядом с ней безликим, марионеткой в руках хозяйки.