Вероника откинулась на спинку дивана, наслаждаясь вином. Она чувствовала себя странно. Со времени превращения она не вкушала ничего кроме человеческой крови, которая была необходима ей для продления собственной жизни раз в три-четыре дня. Но она не утратила способность чувствовать вкус вина.
Из комнаты вышел Наргал. Он был смурен, но уже спокоен. Вероника почувствовала, что хочет поговорить с ней. И готова была выслушать его. У нее было много вопросов. Слишком много неаккуратных слов уронила Белладонна в ее присутствии, чтобы распалить интерес. Но сначала она хотела выслушать возлюбленного.
- Скоро рассвет, пора спать, - это было для нее неожиданным.
Девушка приготовилась к беседе, в которой хотела выяснить для себя много интересного. Но вампир, похоже, думал по-другому. И сегодня Вероника решила подчиниться ему. Но только сегодня.
'Вопросы могут подождать и до завтра', - решила девушка, отправляясь в спальню вслед за возлюбленным.
II
Они молчали. И проснувшись, и собираясь на прогулку, и когда шли по ночным улицам города. Они молчали. И молчание это было задумчивым. Они шли рука в руке и думали каждый о своем. Может о несправедливости мира, может о бесполезности дня, может о внеземных цивилизациях, а может друг о друге и о будущем, которое было им уготовано.
Вампиры тоже умели думать, мечтать и разочаровываться. Они тоже могли испытывать радость и боль, угнетение и подавленность, удовольствие и счастье. Этим они были сродни человеку, в чем не хотели признаваться даже самим себе. Они считали себя высшими существами, считали себя совершенными. Но они были слишком похожи на людей. И какой к черту имела смысл вечная жизнь, если сердце трещит по швам. Если хочется выть от разрывающей пополам боли. Может, у вампиров все же была душа, которая и отвечала за эти чувства. Но ответ на этот вопрос всегда останется риторическим, как например, есть ли Бог.
Вампиры были не одинаковы. Некоторые продолжали чувствовать после перерождения, оставляя в себе частичку человеческого. А некоторые отказывались от этого, превращая себя в животных, холодных и безжалостных. Некоторые могли сохранить эту частичку, пронеся ее сквозь столетия своей жизни. А некоторые не могли прожить с ними и сотню лет. Либо чужая жестокость, либо боль собственных чувств заставляет отказаться от них. Отделиться от них. Или отделаться. Кому как больше нравится.
Но есть нечто большое, что живет внутри вампира, что в любых случаях оказывается сильнее чувств. Это голод. Тупой всепоглощающий, он накрывает вампира с головой, унося его в мир болезненных фантазий, обещая рай с каждой пролитой каплей крови. Рай относительный. У вампиров не существует ни рая, ни ада. После распада, они просто исчезают. Но остается долгая память. Ведь помнящие живут не годами, а столетиями и немногие тысячелетиями. Это скорее как метафора, обещание избавления от боли и наполнение каждой мертвой клеточки вампира силой.
Но это тяжелая ноша нести груз воспоминаний, обид и разочарований сквозь время, которое не имеет конца. Пытаться остаться тем, кем ты хочешь быть. Смотреть, как рушатся империи, как гибнут люди и цивилизации. Как сами люди рушат свои судьбы и государства. Как образ смерти все больше и больше обретает человеческие черты. Варварство и цинизм владеет людьми на разных стадиях развития. И даже самые гениальные люди порой склонны к этим постыдным вещам. Хотя, многие не считают их постыдными. Цинизм уже давно провозглашен новой реалией жизни, заменившей мечту и надежду, веру и правду.
'Я не циник, я реалист', - очень часто произносят уста людей. Это может сказать и военный и дипломат, врач и политик, учительница и любой, кого так научат. Но будет ли это правдой. И что эта правда им принесет.
Веронике было одиноко. Несмотря на то, что Наргал шел рядом с ней, она ощущала себя одинокой. Сегодня они не охотились, а изображали из себя обычную пару, любящую гулять допоздна. Время только-только перевалило за одиннадцать. Впереди была вся ночь. Но сегодня Вероника не ощущала, ни прилива положительных эмоций, ни удовольствия. Ей было очень скучно. Она неожиданно поняла, что соскучилась по дождю. Желание, чтобы сейчас пошел дождь, было очень сильным. Легкий и ласковый, нежный и добрый. Девушка вспомнила свою мать. И загрустила с новой силой. Она ощутила тихую тоску в области сердца. Там, где не предполагала ничего более ощущать. Но обращение прошло так недавно, что, возможно, это просто были отголоски или ее собственные мысли. Так, как болит и чешется отрезанная рука. Сегодня для нее был день ностальгии. Вероника скучала, но знала, что никогда не сможет придти к матери, обнять ее, прижаться к ней и прошептать: