Ее клыки чуть выдвинулись из-за губки. Она испытывала легкий голод. Наргал не позволил ей сегодня поохотиться. А так хотелось.
Они сели в машину. Вампир - водитель не обмолвился с ними ни единым словом. Он сразу же завел машину и поехал одному ему ведомой дорогой. Но это вполне устраивало Веронику. Ей нужно было подумать. О многом.
Вероника часто размышляла о том, что с ней произошло. Сейчас она еще вспоминала свою прошлую жизнь. Как трудно быть человеком. Морально и физически. Люди теперь напоминали ей большой муравейник, где каждый муравей, суетясь, каждый день, выполнял свою работу. Ту маленькую часть, что позволяла их общему целому существовать, функционировать и развиваться. Где смерть одного вовсе не становилась трагедией. Даже смерть матки, что была главным связующим звеном всех трудяг - муравьев. Ибо на смену старой и дряхлой всегда приходила молодая и полная сил, творящая дальше. Замкнутый круг, цепь, болото. Тянущее и тянущее.
Каждый создавал свою иллюзию бытия, как ему было удобнее и проще жить. Окружал себя тем, что могло послужить защитой и доставить удовольствие. Оградить стеной душу от мыслей. Тревожных и разрушающих. Но порой достаточно лишь одного камня извне, чтобы тяжелая неповоротливая конструкция рухнула.
Тяжело ощущать себя человеком. Балуя себя, позволяя себе какие-то маломальские радости, мы все ждем, как это на нас отразиться. И оно не заставляет нас ждать. Слабое тело, немощный организм, так быстро сгорающий, изживающий себя за короткий промежуток времени. Тяжесть тела, боль, недуги, утомление - все это точит и мешает по-настоящему почувствовать себя живым и прекрасным.
То ли дело ее сегодняшнее состояние. Вероника ни за что бы не согласилась все вернуть назад. Быть никем, чтобы потом стать ничем. Это не для нее.
Когда человек обращается в вампира, он теряет душу, но не утрачивает способность трезво смотреть на вещи и давать реальные объяснения происходящему. Если бы вампиры были с душой, то не смогли бы жить, ибо им нужно пить кровь. Они не смогли бы быть теми, кто они есть. Как не каждый человек способен на убийство, так не каждый вампир с душой будет способен убивать, чтобы жить. Хотя жажда сильнее души. И если она ослепляет, ей невозможно противиться. Но этим они не сильно отличаются от людей. Умирая, за глоток воды в пустыне, даже самый миролюбивый человек становится способным на убийство. Даже если он будет твердить обратное. Мы не знаем, на что мы способны, пока не взглянем в лицо зверя и не положим голову ему в пасть.
Они ехали довольно долго. За своими размышлениями Вероника даже не заметила, что машина давно выскользнула за черту города. За окном пролетали деревья, выступающие из темноты, словно армия призраков. Они тянули свои ветви, словно хотели достать до проезжающих по дороге машин и их пассажиров и затащить их в свое царство, сделать частью своего мира.
Вероника глядела равнодушным взглядом пресытившейся львицы. Но внутри у нее все трепетало. Ведь сегодня она должна была предстать перед Старейшиной Семьи. Сегодня она должна была получить имя и стать своей.
Ей хотелась о многом расспросить Наргала, но еще больше хотелось, чтобы он обнял ее и успокоил. Но тот сидел неподвижно, глядя в окно. Сохранял таинственный вид и ничего не говорил. Ни что ее ждет, ни что последует за этим. Он напускал таинственности, наслаждаясь ее нарастающей паникой.
Их путь был окончен у высокого забора, преграждавшего дорогу к особняку. Они были высокими, без зазоров и выступов. Человеку по таким никогда не взобраться, но вампиру не составит труда преодолеть это пустяковое препятствие. Машина плавно подъехала к воротам, прошуршав по дорожке гравия, и замерла.
Вероника выжидательно посмотрела на своего спутника.
- Выходи, дальше мы сами, - бросил он, подавая пример.
Вероника вышла и аккуратно закрыла дверь машины. Та тут же сорвалась с места и вскоре огни ее исчезли вдали, растворяясь во мраке ночи. Даже своим ночным вампирским зрением Вероника больше не могла ее видеть.
Наргал нажал на кнопку звонка возле переговорного устройства. Ворота медленно стали расходиться в разные стороны. Было что-то в этом пугающее и таинственное. Они словно говорили: 'Войди, если сможешь'. А может быть, дело было в том, что все это происходило в полнейшей тишине. Трещину в спокойствии давало также напряжение и страх перед неизведанным.
- А чей это дом? - тихо спросила Вероника.