Она спрыгнула со средины подъема и неудачно приземлилась. Я слезла и попыталась помочь ей встать на ноги. Она сидела в грязи и смеялась.
— Ты в порядке? — спрашиваю я, имея ввиду ее поврежденную лодыжку.
— Нет, не совсем, — ее улыбка угасла. — В смысле, я не знаю, что со мной не так.
Я понимаю, что она говорит это не о лодыжке.
— Помнишь, я не ходила в школу в прошлом месяце?
— Когда у тебя была ангина? — спрашиваю я.
— Да, только это была не ангина. Разве только ее можно получить от желудочного зонда.
— О чем ты?
— Я пыталась покончить жизнь самоубийством.
Она сказала это так, будто это абсолютно нормально. Будто она всего лишь накрасила ногти новым лаком. Или запала на кого-то. У меня перехватило дыхание, и я опустилась на мокрую землю рядом с ней.
— О, не волнуйся, — говорит она, откидываясь назад и смотря на тучи. — Это была хреновая попытка. Видимо получить передозировку ибупрофеном действительно трудно. Кто бы подумал.
— Кьяра, я… я… Почему?
Она закрыла глаза и еще больше отклонила голову назад, будто принимая солнечные ванны, вот только солнца сегодня не было.
— Доктора сказали, что у меня депрессия.
— Ну, еще бы! — говорю я. — Награда за высказывание очевидного присуждается докторам.
— Я догадывалась. Но я всегда думала, что быть в депрессии значит всегда быть грустным и не иметь желания даже встать с кровати. Но мне не было грустно. Я вообще не… чувствовала. Ничего, — она опять села и вытерла грязные руки о юбку. — Я раньше всем интересовалась, помнишь? Своим искусством, музыкой — но, сейчас, это просто шум. А без этого я чувствую себя опустошенной. И я не хотела продолжать это чувствовать.
— Не знаю, что сказать.
— Не волнуйся, по сути этого никто не знает. Мама говорит, что потом станет легче. Что это такой этап. Папа почти не обращает на это внимания, пытаясь вести себя как обычно. Он не может смириться с тем, что я больше не счастливая маленькая Кики. Доктор выписывают мне таблетки. «Таблетки счастья» — так он их называет. В прямом смысле слова. Таблетки счастья. Можешь поверить в это?
— А ты не хочешь их принимать?
— Не знаю. Я больше ничего не знаю.
— А с Пиппой ты об этом говорила?
Кьяра смеется.
— Нет. Бедная Пиппа. Ты можешь представить, как она это обсуждает?
Я тоже смеюсь, но это больше похоже на стоны.
— Да, она бы раздула из этого целую трагедию.
— Нет, это не для нее. Я даже не помню, почему мы стали дружить. Нет, это просто… жизнь, наверное. Моя жизнь.
Я отворачиваюсь и вздыхаю.
— Расскажи мне об этом.
— Мне жаль, что я в последнее время обращалась с тобой как стерва, Пет. Я хотела рассказать тебе, действительно хотела. Но…
— Все нормально. Я понимаю, — ненавижу это признавать, но мне полегчало.
Мы так и сидим, уставившись на тучи, которые проплывают над головой.
— Так что там с твоим желанием удалить чип? В смысле, это возможно сделать?
— Вроде есть клиника, где это можно сделать. Это не так легко, как поставить его. Но ничто не вечно, ведь так?
— И ты собираешься сделать это?
— Наверное — это странно. С того момента, как я получила чип, у меня такое ощущение, будто я уменьшаюсь, теряюсь среди всех этих голосов. Я не знаю, что я действительно думаю о разных вещах. Ну, знаешь, какое мнение именно у меня, — она прижала руку к груди. — Я тянусь во все стороны и истончаюсь. Как человек-блин, — она опять смеется, и на этот раз, это больше похоже на ее настоящий смех. — Но может это просто я такая? Мама всегда говорила, что я противоречива.
— Почему ты его не выключишь? Тогда когда тебе станет лучше, ты сможешь вернуться, — у меня в голове не укладывается, что кто-то может захотеть отключиться от Глазури, особенно когда знаю, что у меня нет доступа. Как у Этана.
— Да, но тогда все вернется обратно. У меня нет силы воли, — она вздрагивает и обхватывает себя руками.
— Ты хочешь вернуться ко мне? — говорю я, вставая. — Хотя, там будет Зизи, она работает над каким-то большим проектом.
— Она не разозлилась из-за твоего побега?
— Нет, я сказала ей, что таким образом я выражала несогласие со старыми моральными институтами, или что-то вроде.
— Твоя мама классная.
— Хм. Слишком классная.
— Я должна вовремя прийти домой, или мама вызовет полицию.
— У нас все еще есть пара часов. И я до конца жизни сыта полицией.
Она берет меня за руку, чтобы встать, а затем обнимает меня.
— Каково это, быть под арестом?
Ее глаза зажигаются веселым огоньком, и я понимаю, что уже очень давно не видела ее такой.