Я замечаю все это вокруг. Старые дружбы, старые страсти откладываются в сторону и забываются. Личности примеряются, а затем отбрасываются, как вчерашняя мода. Это действительно обломки прошлого.
Девушки плачут по углам. Парни пробивают шкафчики, а затем плачут по углам. Нам говорят, что именно так выглядит взросление.
Половое созревание, народ, это полное дерьмо.
Нет, у меня нет к этому иммунитета. Я просто немного отстаю. Думаю, именно поэтому мне нужно больше времени, чтобы расстаться с привязанностями. Моя прошлогодняя любимая песня все еще остается моей любимой. Я могу слушать ее на повторе часами, и она не надоедает. Я все еще люблю «Алису в Стране чудес» так же сильно, как и в день знакомства с этой книгой. И я скучаю по своим друзьям.
Все изменится, когда попаду в Глазурь. Я уверена. Когда подключусь, я снова смогу быть частью их жизней. Я смогу не спать до полуночи, ожидая, когда выйдет последний трек Натаниэля, а не ждать его три недели, как остальные неподключенные, и затем часами обсуждать его томные мелодии или что угодно другое с Пиппой. Или разбирать подтекст дерьмовых голливудских фильмов с Кьярой. Или завести новых друзей, с которыми можно поговорить о книгах, искусстве и философии на другом конце мира. Но на данный момент я нахожусь в подвешенном состоянии. В в режиме ожидания посадки. И это нормально. Как говорится, хорошее приходит к тем, кто ждет.
— Он поет песню! Для нас! — Пиппа прижимает руки к груди и поднимает лицо к небу, уплывая от окружающей реальности и теряясь в другой. Лучшей. Она не одна. Большая часть детей вокруг меня настроились на частоту и раскачиваются в такт мелодии, которую я не могу слышать. Берутся за руки. Даже Кьяра, которая, насколько я знаю, терпеть не может искусственный фолк, который играет Натаниэль, выглядит тронутой всем этим. Все они делят этот момент не только друг с другом, но и с сотнями собравшихся здесь людей, а также с миллионами подключенных людей по всему миру, которые поддерживают то, что здесь происходит, издалека.
Я прочитала все о том, как работает сеть. Как чип, который предоставляет вам доступ, соединяется со зрительной и слуховой зонами коры головного мозга, что позволяет вам видеть и слышать поток, если вы сосредоточитесь. Вероятно, это требует некоторой адаптации, но через несколько недель это становится как шестое чувство. Как доступ к старой памяти или выделение из какофонии звуков, пение птиц. И это все ждет вас там. Вся информация, которая необходима для ориентации в современной жизни, как говорится в их последней рекламной кампании. Там есть и другие интересные вещи. Например, встроенное GPS, при помощи которого люди знают, куда идти на север или на юг даже с закрытыми глазами. Это называется нейропластичность.
Я, вероятно, знаю больше, чем кто-либо из присутствующих здесь с чипом. Потому что моя мама работает на компанию, которая это изобрела — УайтИнк.
Они все еще покачивались и пели, и мне становилось по-настоящему скучно, когда толпа рванула вперед, сбив с ног нескольких человек из нашей группы. Меня толкнули сзади, но я устояла на ногах только благодаря тому, что схватилась за руку Карла. Что бы там им не пел Натаниэль, он все испортил.
Видеоборды, которые секунду назад показывали улыбающиеся фото мужчин, баллотирующихся на выборах и напоминание «Время решать!», теперь показывают две красные буквы на черном фоне — НФ.
— Кто-то взломал доски, — говорю я, указывая на них, но никто не обращает на меня внимания.
Парни в черных капюшонах и странных серебряных шарфах, обернутых вокруг лиц, проталкиваются через толпу. Гнев распространяется от них, как тепло. Они здесь не для того, чтобы нести транспоранты или скандировать речевки. И совершенно точно не для того, чтобы петь новую песню Натаниэля. Они здесь ради неприятностей.
Девушки кричат, когда их толкают. Парни стараются толкнуть в ответ, стоя между девушками и роем черных. Я ловлю Кьяру, когда ее локтем отталкивают с дороги, и помогаю ей снова стать на ноги.
— Успокойтесь, ребята, — кричит Райан. — Не надо агрессии.
Парни в масках смеются.
— Изменения — это столкновение, брат, — говорит один из них, стаскивая металлический шарф, чтобы показать свое лицо. Его зрачки слишком большие и слишком темные, его челюсть движется из стороны в сторону, как у коровы, жующей жвачку. Он словно одержим чем-то или под чем-то.
Он вытаскивает из-под куртки бутылку, подбрасывает ее в руке раз, другой, затем бросает ее над головой Райана. Мы все смотрим, как она парит над толпой, а затем врезается в бетон между нами и полицейскими, окружившими школу.