— А как насчет этого? — сказала я, выделяя ту часть статьи, которая меня действительно пугала. — Тут сказано, что никто с судимостью никогда не сможет подключиться. Что ты скажешь об этом?
— Ну, у тебя нет судимости, Петри. Для этого я ни не довела дело до суда, не смотря на твои протесты.
— Но они говорят, что даже непогашенные долговые обязательства будут причиной для пожизненного запрета.
— «Они» говорят? Ну, думаю, я знаю о том, что происходит с сетью Глазури, лучше чем «они».
Я ей не верю. Она что-то скрывает.
— Ты должна что-то сделать! И не смотри на меня так, я знаю, что ты можешь. А если ты не можешь, то, уверена на сто процентов, может Макс.
Она пробормотала что-то неопределенное и я уже была близка к тому, чтобы вырвать у нее нож и воткнуть ей в руку. Я сделала еще один глубокий вдох и досчитала до десяти, как советовал мой психолог. Это чуть-чуть помогло.
— Хорошо, — сказала я. — Я могу подождать до 21-го года, но ты должна пообещать, что это не навсегда.
Она обошла меня, чтобы взять тарелку, избегая встречаться со мной взглядом.
— Ты не можешь просто не вмешиваться и позволить этому случиться. А как же твои суфражистки? Что бы они сказали?
— Замолчи, Петри. Не делай вид, что тебя действительно интересует политика.
— Как ты можешь так говорить?
— Тогда назови мне имя любого политика от любой партии, который участвует в выборах.
— Я… Я… Сейчас вопрос не в этом! — сказала я, глупо себя чувствуя, когда она посмотрела на меня с той искусственно-снисходительной улыбкой, которая появлялась на ее лице, когда она думала, что я веду себя как надоедливый ребенок.
Она положила нож и отправила кусок бледно-желтой мякоти в рот.
— Извини, Петри. Но тут я ничего не могу поделать.
— Я тебе не верю! — закричала я, впиваясь ногтями в ладони. — Ты не можешь! Ты не можешь так разрушить мое будущее.
Комната стала размытой, когда слезы гнева выступили у меня на глазах. Я вытерла их рукавом джемпера.
— Петри, используй платок, — сказала Зизи так, будто мне все еще шесть.
На меня нахлынуло спокойствие. Злость исчезла. Именно тогда, смотря ей в затылок, пока она готовила кофе, я поняла, что ненавижу ее. По-настоящему. Так как никого никогда не ненавидела. И именно тогда я решила дать Логану то, что он хочет.
Ее ДНК в обмен на мою свободу. Отлично.
Если ему так хочется, у него будет ее кровь.
— 11-
Следующие несколько дней я всюду следовала за Зизи, ожидая подходящей возможности. Я проверяла стулья, когда она вставала, обыскивала ее подушку по утрам, ища волос или еще что-то, что можно использовать. Но она недавно обрезала волосы, поэтому мои старания не принесли результатов. Я даже украла полу съеденный суши-ролл, надеясь, что на нем будет достаточно ДНК, но он завонялся у меня в сумке, поэтому пришлось его выбросить.
Если мое поведение было странным, она не обратила на это внимание. Мы не разговаривали. Я — потому что настолько зла, что едва могла смотреть на нее без красной пелены ярости, застилающей мне глаза, а она была слишком занята внедрением на рынок нового продукта.
Наконец, в пятницу утром, когда я собиралась в школу, мне представилась такая возможность.
Мы с Зизи столкнулись на лестнице, когда она вышла из ванной, а я туда шла.
— Доброе утро! — радостно сказала она, будто между нами ничего не произошло. — Ты рано встала.
— Я проснулась в то же время, что и всегда, мама, — я отказывалась называть ее Зизи, и это выводило ее из себя. — Ты бы знала это, если бы хоть раз поинтересовалась, во сколько мне нужно быть в школе.
Она уже открыла рот, чтобы ответить, но я протолкнулась мимо нее и захлопнула за собой дверь ванной. Комната была наполнена паром, а на окнах и зеркалах сконденсировались капельки.
Я открыла шкафчик над раковиной и протерла зеркало, теперь отражение было в полоску. Я с трудом себя узнала. Я была бледная, даже больше чем обычно. Глаза запали, а под ними обнаружились синяки, которые никаким корректором не замазать.
Не удивительно, ведь я уже несколько дней нормально не спала. Каждую ночь с момента обнародования новостей про чип гражданина я просыпалась и ворочалась, чувствуя, как гнев и обида переполняют меня. В моей голове, как осы в банке, роились злые мысли. «Это нечестно», — продолжала думать я до тех пор, пока эта мысль не начинала звучать так, будто это не я думаю, а кто-то другой говорит у меня в голове. И хуже всего то, что я знала, что ответит Зизи, скажи я ей эти три слова.