— Мы в ловушке.
Я вслед за ним смотрю на высокую кирпичную стену, перекрывающую нам выход.
— Похоже на то.
Осмеливаюсь выглянуть поверх урны, полицейские в защитном снаряжении ходят по толпе, в то время как фигуры в шлемах и бледно-голубой униформе Белого Щита стоят, скрестив руки на груди. Никто в толпе не двигается, должно быть, страх приморозил их к месту. Но они не выглядят напуганными, напротив, удивительно спокойными.
Я высматриваю знакомые лица. Пиппа перестала плакать и зачарованно смотрит на мужчину рядом с ней, на нем ниспадающая рубашка, покрытая розовыми цветами, в руках он сжимает сломанную гитару. Итак, Пиппа в конце концов нашла Натаниэля. Карл и Кьяра стоят рядом друг с другом, рука Карла лежит на плече у Кьяры. Я рада, потому что знаю, как они друг другу нравятся.
— Уходи, Кьяра, — говорю я тихо.
В толпе только один или два парня в капюшонах. Остальные, должно быть, ушли.
— Что происходит? — говорит Райан, приседая рядом со мной.
— Ничего. Именно это и странно. Они не делают абсолютно ничего.
Полицейский проходит мимо урны, и мы оба сползаем вниз, прижав ноги к подбородкам. Мы прижимаемся друг к другу так близко, что молния от куртки Райана врезается мне в руку.
— Ты Петра, правильно? — шепчет Райан.
Я не могу поверить, что он знает мое имя. Ладно, что мы с ним четыре года учились в одном классе, и мое имя вообще-то Петри, но все-таки достаточно близко. Я никогда не думала, что он знает о моем существовании. У меня были глупые фантазии о Райане МакМанусе: как будто он поворачивается ко мне, берет меня за руку и говорит «ты не такая, как другие девчонки», а затем мы вместе бежим. Но почему ему надо было ждать, пока мы спрячемся за вонючей мусоркой, чтобы заговорить со мной?
— Петри. Петри Куинн.
Его брови поднимаются, а мое сердце опускается от осознания того, что мне придется объяснять мое имя еще одному человеку.
— Меня назвали в честь моего отца, — начинаю я. Это старая шутка Зизи, которую она считает по-настоящему веселой, наряду со «сперма рыжего за полцены», которую она использует каждый раз, когда представляет меня кому-то.
Райан выглядит сбитым с толку, поэтому я решаю сжалиться над ним.
— Я была ребенком из пробирки. Чашка Петри. Дошло? Зизи, моя мать, думала, что это забавно.
— О, — вот и все, что он говорит.
И я осознаю, насколько это все не смешно и отчаянно грустно — никогда не знать своего отца и иметь мать, которая все в своей жизни превращает в политическое заявление. Даже выбор имени для своего ребенка.
— Зизи? Зизи Куинн, креативный директор УайтИнк? Она твоя мать?
Я расстроилась, думала, что все в школе знают, что моя мама — член совета директоров в компании, которая создала Глазурь. Когда она впервые вышла, люди просили меня подключить их с обновлениями, эксклюзивным контентом и тому подобное. На самом же деле, я и для себя-то не могу получить больше, чем фирменную ручку, что же говорить о них.
— Ага, это она.
Он смотрит на меня, кажется, очень долго, мышцы вокруг его глаз дергаются.
— Круто, — говорит он, наконец, и отворачивается.
Умение читать выражение лиц людей не пришло ко мне само собой. Поэтому мне пришлось учиться этому, как и всему остальному, в чем я не была хороша сразу, то есть практически всему. Усердно учиться. Я читала книги о микровыражениях, смотрела документальные фильмы о языке тела. Несмотря на все это, то, о чем думает Райан, скрыто от меня за семью печатями.
Райан наклоняется, чтобы выглянуть за урну, и я повторяю за ним. Полицейские обходят каждого человека по очереди, вглядываясь в их лица, затем кивая.
— Они вносят лица в базу данных Глазури, — говорит Райан.
— Они могут это сделать?
— Конечно. Любой, у кого есть чип, может, — он улыбается мне, сморщив лоб, словно не знает, шучу я или просто идиотка.
— Ах, да. Я читала об этом, — говорю я и смотрю вниз на свои кроссовки.
Райан хлопает себя по лбу.
— Ты не подключена! Эмми говорила, что ты еще ребенок.
— Мне пятнадцать, — говорю я с негодованием. — Шестнадцать будет через три месяца, пять дней и 36 минут. Это 2 280 часов, 136 836 минут, 8 210 160 секунд.
Он смеется:
— Да, она также говорила, что ты чертовски хороша в математике. Она называет тебя человек-калькулятор.
Я смущенно смотрю вниз. Райан протягивает руку и берет меня за подбородок своими пальцами.
— Эй, знаешь, быть умной — это хорошо.
Все, что я знаю, это то, что я стала красной, как мои волосы.
— Спасибо за ваше сегодняшнее сотрудничество, — голос за громкоговорителем принадлежит мужчине, одетому в темный костюм и жилет с логотипом УайтИнк в виде трех треугольников. Мне кажется, я видела его у Зизи на работе. Непонятно, что здесь делает он и все остальные из компании.
— Почему они не уходят? — спрашивает Райан.
Я не знаю. Я хочу домой. Я замерзла, вымокла и очень-очень хочу пи-пи.
— Думаю, мы должны сдаться.
Я собираюсь встать, но Райан хватает меня за руку и тащит назад за мусорный бак.
— Нет! Не делай этого!
— Почему нет? Не, кажется, что они собираются кого-то арестовывать, — показываю я на полицейских.
— Нет, но это пойдет в наши досье, — говорит Райан. — А я не могу этого допустить. В смысле, мы, мы не можем допустить этого.
— Хорошо, — говорю, глядя вниз на его пальцы, которые впиваются мне в руку.
— Останься здесь, со мной. С нами все будет хорошо, — он отпускает меня и я плюхаюсь рядом с ним. Только теперь за баком уже не так уютно.
— Эй, вы, там!
Мы вздрогнули и попытались стать как можно меньше. Не так уж сложно для меня с моими пятью футами одним дюймом, когда я в обуви, но не легко для Райана, который около шести футов роста.
— Думаешь, они нас заметили? — шепчу я.
— Вы, за баками. Выходите сейчас же!
Полагаю, что это ответ.
Я смирилась с тем, что должна сдаться, единственное, о чем могу думать прямо сейчас, — это чистый туалет. Я начинаю медленно вставать.
Не могу видеть лицо полицейского за шлемом, но улыбаюсь улыбкой, которая должна означать «эй, честный коп, я пряталась за баками, а ты поймал меня».
Его голова наклоняется на секунду, а затем снова поднимается.
— Она не зарегистрирована! — кричит он. — У нас здесь десять тридцать.
— Ух ты! — говорю я, поднимая руки. — Я не десять тридцать. Я просто ребенок.
Райан корчится на земле рядом со мной, по-прежнему отказываясь вставать.
Полицейский тянется к своему поясу и отстегивает ярко-желтый пистолет. Он целится им в меня.