Зал станции был почти пуст, когда мы зашли, только несколько пассажиров ждали свои поезда. Такое чувство, что комендантский час уже вступил в силу.
Я прикладываю запястье к сканеру, и двери открываются. Этан смотрит по сторонам и перепрыгивает заграждение.
— Твоя религия имеет что-то и против опознавательных чипов? — спрашиваю я.
Он поворачивается ко мне лицом.
— Слушай, религия не при чем. У меня его просто нет, ясно?
— Хорошо! — говорю я, шутя, поднимая руки вверх. — Просто знаешь, я никогда раньше не встречала человека, который мог бы иметь все это, но не хочет.
— Теперь встретила. — Он отворачивается и идет прямо к северной линии, даже не сверяясь с картой. Я не настолько уверенна, я в метро впервые за сегодня. Останавливаюсь и провожу пальцем в путанице цветных линий путь от станции, на которой мы сейчас, до ближайшей к дому. Но кажется, Этан точно знает, куда идет.
— Ты не помнишь, когда взломали информационные щиты? — спрашиваю я, когда мы останавливаемся на пустой платформе в ожидании поезда, который согласно электронной доске должен быть здесь через пять минут, впрочем, они так всегда говорят. Кто-то взломал эти доски в прошлом году, начав транслировать по всей транспортной сети революционные сообщения. Должно быть, им это надоело, потому что под конец они обратились к трансляции грубых высказываний и даже еще более грубой псевдографики. В конце концов их обезвредили, но с тех пор доски не могут нормально работать. Так как большинство получает информацию об изменениях в расписании движения через чип, то никто не беспокоился о починке щитов. И теперь они врут, вечно объявляя, что следующий поезд будет через пять минут.
— Об этом говорили во всех новостях, — продолжаю я, не получив ответа от Этана.
Он садится на железную скамью.
— Ты немногословен, — говорю я, присаживаясь рядом.
— Ты болтаешь за двоих, — отвечает он.
Своими словами он попал в точку, и я разворачиваюсь, собираясь встать, но он хватает меня за руку.
— Я не имел в виду ничего такого, просто не привык общаться с людьми. Извини. Мне это нравится. Нравится слушать, как ты говоришь.
Я опять расслабилась на сидении. Он смог меня успокоить.
Я смотрю, как мыши носятся туда-сюда по рельсам.
— Их здесь миллион, — говорю я, находя тишину слишком невыносимой, чтобы оставлять ее незаполненной. — Мышей.
— Как их не давит поездами? — спрашивает Этан.
— Они чувствуют вибрацию на путях.
Не знаю точно, так ли это на самом деле, но Этан наклоняется вперед и смотрит на мышей. Они рассеиваются, и мгновение спустя рельсы начинают петь от прибывающего поезда. Он подъезжает, толкая перед собой пласт воздуха, и брошенные газеты танцуют вокруг платформы.
Двери с шипением открываются, и мы шагаем внутрь. Этан встал рядом с выходом, держась за черный поручень. Я снова сверяюсь с картой, всего четыре остановки.
Я сажусь и смотрю на пустые экраны, где раньше воспроизводилась видеореклама. Бортовая реклама стала бесполезной тратой времени сейчас, когда почти все подключены и могут блокировать рекламу своими собственными изображениями. Вместо этого, компании спонсируют людей. Им платят за то, чтобы они бродили по улицам, выглядя классно, и громко заявляли, как удивителен тот или иной шоколад, рекламируя свои бренды каждому, кто их видит. Я скучаю по рекламе. Некоторые из роликов были забавными, как тот, где огромный жираф гонялся за свиньей. Он заставлял меня смеяться, когда я была маленькой, хотя уже и не помню, что она рекламировала.
Я пинаю пятками основание сиденья, создавая лязгающий звук металлической решетки. Этан молчит.
Одну остановку проехали.
Я встаю и брожу вокруг, вглядываясь в темноту. Всего пару часов назад мы с одноклассниками направлялись на этом поезде в другую сторону. Они держали свои знаки и с волнением болтали. Прямо сейчас я бы предпочла даже осла Дэйва Карлтона — тяжелой тишине с Этаном.
Две остановки проехали.
Я снова сажусь.
— Так где ты живешь? — спрашиваю я, нарушая тишину.
— Недалеко от тебя.
— А откуда ты знаешь, где я живу?
— В тот день, когда ты ударила мальчика крышкой мусорного бака, я пошел за тобой до дома, чтобы убедиться, что он не попытается еще раз. Убедиться, что ты в порядке.
— Шпионишь? — улыбаюсь я, а он пожимает плечами.
Странно, но я не против, если бы какой-нибудь другой парень сказал мне, что шел за мной до дома, я бы позвонила в полицию. Но есть в нем что-то такое, что-то спокойное и безопасное. Конечно, я его даже не знаю, но я верю, когда он говорит, что хотел проверить, в порядке ли я. Вот почему я не возражаю, чтобы он сейчас проводил меня до дома..
Наконец моя остановка. Я встаю и вслед за Этаном выхожу из поезда.
— Отсюда я сама, — говорю я, когда мы выходим на улицу. Мои ворота прямо через дорогу. Но Этан все равно следует за мной.
— Серьезно, здесь везде охрана.
Я показываю на камеру над воротами, она со скрипом движется, чтобы сфокусироваться на мне. За ней Фил, наш охранник.
— Я провожу тебя до двери, — говорит Этан, не аргументируя.
— Слушай, это очень по-джентльменски, но, думаю, я сама справлюсь.
Он снова пожимает плечами. Я вздыхаю и кладу ладонь на считыватель.
Мы идем мимо больших деревянных домов, которые выглядят идентично, если не считать небольших изменений, которые люди внесли в своих садах. Это поселок компании, только для тех, кто работает в УайтИнк. Предполагается, что он создает чувство общности и гарантирует, что все мужчины и женщины компании являются счастливыми работниками. Он смоделирован по образцу одной деревни в Нидерландах, которая была названа счастливейшим местом в мире, вплоть до озера в центре и старомодных оранжевых уличных фонарей, выстилающих извилистый путь. Нам, в отличие от остальных жителей города, не приходится терпеть фонари на солнечных батареях.
Я живу прямо в верхней части улицы в единственном доме, который выглядит по-другому, потому что Зизи сказала, что не может работать с плохим фэн-шуй в своем доме.
— Это мой, — говорю я, когда мы добираемся до дома с огромным стеклянным фасадом и зеленой покатой крышей..
— Дом, милый…
И когда я обернулась, он убежал.
— Подожди! — кричу я ему вслед, но он не останавливается. Я топаю ногой по земле. — Отлично, будь таким. Зачем ты вообще беспокоился? Почему просто не дал им попасть в меня электрошоком!
— Вы ничего не сказали о том, что стреляли электрошоком в моего ребенка!
Я поворачиваюсь и вижу маму, стоящую в дверном проеме нашего дома, сложив руки на груди. И я понимаю, почему убежал Этан. Зизи смотрит на мужчину в полицейской форме, который, в свою очередь, ухмыляется, глядя на меня.