Единственным светлым пятном в его мрачном будущем была Иласэд. Всю ночь она не выходила у него из головы, оставалась там и теперь, когда он ходил взад-вперед по пещере, выбирая те куски трубок, которые еще могли на что-то сгодиться.
– Лахлан! – Это снова был Алекс; на этот раз он по-мужски засунул руки в карманы штанов и стоял почти в такой же позе, как его отец. Его темные карие глаза были такими же, как у большинства Синклеров. Но именно упрямые очертания подбородка выдавали в нем истинного члена клана. Это, да еще приятная улыбка. Мать говаривала Лахлану, что эта улыбка сгубила много робких девушек из их клана. Но она смеялась, говоря это, и нежно смотрела на мужа. Лахлан скучал по ним обоим. Вероятно, отчасти присущее ему чувство ответственности было вызвано уверенностью, что родители как-то наблюдают за ним, оценивая его достоинства как лэрда. Если так, им, конечно, радоваться нечему.
– Что мы теперь будем делать, лэрд?
Лахлану стало неловко от устремленного на него внимательного взгляда, особенно потому, что взгляд этот принадлежат шестилетнему мальчишке. Но вопрос, заданный мальчиком, был в глазах всех стоящих вокруг взрослых мужчин.
– Мы приведем здесь все в порядок, Алекс, и попробуем еще раз. Вот так. А если не получится, попробуем снова.
Сам он не чувствовал никакого оптимизма, но должен был это сказать ради людей, которые стояли перед ним. Только это он и мог им дать. Это, да еще самого себя. Добровольное самопожертвование путем вступления в брак. Только теперь, когда он встретил Иласэд, самопожертвование уже не казалось таким страшным.
Глава 5
Она не могла дождаться, когда же наконец стемнеет; сумерки никак не наступали. Солнце висело над горизонтом, как непослушный ребенок, который не желает отправляться в постель. Дженет мысленно подгоняла его. Но от этого солнце не заходило быстрее.
Наконец настала ночь. Птицы оповестили о наступлении темноты своими трелями. Дождь не мутил неба, но луна уже пошла на убыль. Время шло, тени украсили парк своими узорами. Дженет заучила урок, полученный днем, и не просила время поторопиться, только терпела его, как могла, закрыв свой ум для критических замечаний Харриет, а когда она кивала Джереми, улыбка была рассеянной.
Этим вечером Харриет нажаловалась на нее своей прикованной к постели матери. Дженет не знала, было ли нарочно все устроено так, чтобы она могла слышать их разговор. Стало быть, она неуклюжа, надменна и груба. Девица из страны варваров, малоцивилизованная. И Дженет вышла из комнаты, чтобы не слышать всего остального.
Она работала рядом со своим отцом многие годы, наблюдала, как его руки извлекают волшебство из щедрости земли. Он учил охотно, естественно, он делился своими знаниями с каждым, кто просил об этом. Именно он объяснил ей, как ценно умение терпеть, объяснил, что если ускорять ход вещей, это может привести к несчастью. И именно он научил Дженет определять давление в перегонном кубе по тому, как булькает пар в трубках, какие узоры он образует, когда плывет к потолку. Только тогда можно подключать куб к чану, смешивая новую порцию спирта с уже готовым продуктом, чтобы добиться наилучшего качества.
В данный момент Дженет чувствовала себя совсем как перегонный куб. Внешне она была спокойна, внутри в ней все кипело. Но на лице ничто не выражалось, и глаза она держала опущенными, чтобы их выражение не выдало негодования.
Надменная – да, она надменна и гордится этим. Все эти годы она смиряла свой нрав. Горе, негодование, тревога и тоска не имели места в душе человека, который вынужден бороться за выживание. Дженет охлаждала эти чувства под коркой льда, чтобы они не сожгли ее.
Неловкая? У нее не было слов, чтобы бороться с этим обвинением. Это правда, она не раз спотыкалась о маленькие коврики, лежащие на полу, и она постоянно подхватывала что-то, упавшее по ее вине со стола, с полки, с камина. Но комнаты были переполнены всякими безделушками, статуэтками, вазочками, изящными салфеточками, все это собирало пыль и цеплялось за рукава.
Груба? До вчерашнего дня она сдерживалась, хранила в себе все те чувства, которые испытывала к Харриет. До вчерашнего дня не говорила ничего, когда ее посылали за три мили в деревню, потому что это было своего рода спасение. И не жаловалась, когда Харриет отдавала ей свои покрытые грязью башмаки и требовала начистить их до блеска или упрекала за то, как она причесалась. Денно и нощно Дженет выслушивала критические замечания. Она была шотландкой, и ее положение и происхождение, по мнению Харриет, было таким же ничтожным, как у дворняжки.
То, что Харриет называла варварством, было не более чем неосведомленностью. Да, это правда, Дженет были неведомы все церемонии поведения за столом, это она быстро поняла. Она вовсе не была неотесанной. Конечно, ее мать, пасторская дочь, не получила того образования, какое получают дети дворян. Но даже если бы она и получила его, их трехкомнатный дом не мог похвастаться серебряными подносами и чайниками.
Но их скромный дом всегда был более гостеприимным, чем этот дом с многочисленной прислугой и выставленным напоказ богатством.
Харриет что-то сказала, и Дженет кивнула, зная, что ее согласия не требуется. Честно говоря, она не слышала слов, они ее и не интересовали. Единственное, на что она была способна, – это обуздать в данный момент свой нрав.
Когда вечер наконец подошел к концу, она убежала в свою комнату на третьем этаже и снова стала ждать. Убедившись, что обитатели дома спят, Дженет на цыпочках спустилась по лестнице, прошла через гостиную, вышла в коридор, а оттуда – на дорожку, идущую вдоль конюшен. Только там Дженет побежала. Побежала к водопаду, к Лахлану. И к самому дерзкому мятежу в своей жизни.
Он сошел с ума, именно сошел с ума. Это единственное объяснение для человека, который стоит и ждет, чтобы появилась та, которая, возможно, никогда не появится. Она ведь не сказала, что придет.
Он что, решил заниматься этим весь месяц?
Он мог бы подняться по ступеням и потребовать встречи с ней, но это означало бы показать желание видеть ее. Сквайр – умный человек, и Лахлан не сомневался, что он с удовольствием узнает, что шотландец, который довел себя до такого жалкого состояния, теперь сохнет по его дочери. Сквайр не преминет отомстить ему, возможно, даже отложит свадьбу, лишь бы немного уравновесить чаши весов.
Ему хотелось, чтобы она вышла к нему сейчас, прежде чем наступит глубокая ночь. Каждый проходящий час – напрасно потерянный.
Через несколько минут она вышла из дома, заскользила по траве изящно, как эльф. Поняв, что она идет в сторону водопада, Лахлан улыбнулся еще шире. Там ее ждет нечто неожиданное.
Глава 6
В прошлую ночь, когда было полнолуние, идти по тропинке было легче. Но теперь луна пошла на убыль, и Дженет показалось, что ей понадобилось в два раза больше времени, чтобы найти дорогу к водопаду. Дженет насторожилась, увидев какой-то свет; слабый огонь мерцал позади водяного занавеса.
Она обошла водоем по краю, осторожно перебралась через два камня, образующие ступени, и наклонилась под падающей водой. Дженет вошла в пещеру и улыбнулась, увидев открывшееся перед ней зрелище. На каменном полу было расстелено одеяло, на краю его стояла свеча, и стеклянная пластина защищала огонь свечи от тонкой влажной дымки.
Жилище для принцессы. Не хватает только цветка и принца.
Кто-то сзади протянул ей розу. Цветок держала крупная загорелая рука. Прекрасная розовая роза, без сомнения, похищенная из цветника Харриет. Дженет обернулась, и улыбка ее стала шире. Значит, принц с его темными чарами на месте.