отрыв симулякра[11]
Хотя уже было ясно, что они пойдут разными дорогами,[12] однажды вечером я ускорил процесс. Я вытащил у отца из кармана рубашки авторучку, пока он укладывал меня спать. Мне тогда почти исполнился год; вскоре на простыне было написано (извините за двусмысленность):
Наутро я проснулся от крика матери.
– Дуглас! Дуглас! – звала она отца.
Инфлято примчался с пеной от зубной пасты у рта.
– Посмотри-ка, – сказала она. – Посмотри на это.
Она показывала на мою кроватку. Я проворно отполз в сторону, чтобы им лучше было видно.
– Не смешно, – ответил Инфлято.
– Я знаю, что не смешно.
Они уставились друг на друга.
– Я этого не писала.
– Ну все, хватит. Не смешно.
– Это ты написал? – спросила мать.
– Нет, не я. Что, похоже на мой почерк?
– Может, на мой? – огрызнулась она.
Он в ярости выскочил из комнаты. Через стенку я слышал, как он плюется в раковину. Мать осталась и не сводила с меня глаз. Она верила, что письмо написано не отцом, и знала, что не ею, а если исключить очень странного пришельца из того или иного мира, я был единственным подозреваемым. Она вышла из комнаты и тут же вернулась с книгой, которую открыла и подала мне вверх ногами. Я перевернул ее и начал читать. Она забрала ее и снова вручила вверх тормашками. Я взял книгу, как надо, и продолжил чтение.
– Ты понимаешь? – спросила она.
Я кивнул.
Из ее горла вырвался странный смешок, но был так же быстро подавлен. Казалось, она подумывала еще раз позвать отца, однако не стала.
– Так ты что, умеешь читать?
Я вновь кивнул.
Она открыла первую страницу и стала читать вслух. Или же делала вид, что читает, поскольку несла какую-то галиматью о медведях и белокурой девочке. Я помотал головой. Тогда она прочла:
– «Один: мир есть все то, что имеет место. Один точка один: мир есть совокупность фактов, а не вещей[13]».[14]
восполнение[15]
Так мать занялась моим снабжением. Она давала мне журналы, романы, философские книги, исторические тексты, тома поэзии. Я поглощал их все, стремясь одновременно убежать от себя и остаться как можно ближе к собственным мыслям, сознавая себя чище и свободнее с каждой перевернутой страницей. Ничто в моем мозгу не отрывалось от мира, хотя я все же испытал некое самостирание, опрозрачивание и позволял словам[16] представлять себя такими, как есть, без референции к чему-либо, кроме их существования. Я был ребенок, набитый словами, но не издавал ни звука.
Книги и соски. Соски и книги. Мои губы умело обхватывали тот сладкий красный кружок. Молоко давно утратило интерес, хотя было гораздо лучше гороха, так что сосать – пусть это рутина (и нет) – значило упражняться в бытии. Сравнение с малиной было бы и неадекватным, и неточным, поскольку мне случалось иметь дело только с малиновым ароматизатором. Сама грудь была ничто, сосок – все. Однажды я наблюдал секс между родителями[17] и видел, как Инфлято заглатывает мой любимый сосок. Я не ревновал, не хотел его прогнать, но он все делал неправильно. Меня впечатляла фактура соска, похожая на рельефную карту иной планеты, перфорированная множеством дырочек, отверстий млечных протоков. Инфлято своим неуклюжим языком не то чтобы обижал его, но и не мог воздать ему должное. Поймав мой взгляд, они замерли и рассмеялись.
bedeuten[18]
Скука – друг младенца. Я хихикал из чистого любопытства, когда Инфлято принимался трясти меня, словно мешок с мукой: не удастся ли вызвать некий рыгательный рефлекс и сплюнуть на него. Скука не закрывает глаза ни на что, тем более на удивительное. Она ни в коем случае не равна удивлению, и я не хочу сказать, что значение одного из двух окольным путем приближается к своей предполагаемой противоположности. Скука есть высокий холм, смотровая площадка, дверной глазок (еще раз про глаза), откуда видно все. Из какой точки лучше созерцать свое я, свободным от ощущений и сомнений?[19] Taedet те ergo sum.[20]
разбивка[21]
Инфлято разглагольствует о современной критике разума, якобы вносит свой вклад. Я полагаю, он вносит такой же вклад, как и все.
11
Симулякр – одно из ключевых понятий постмодернистской философии: имитация явления или предмета в отсутствие оригинала, знак, оторванный от реальности (телепрограммы, модные товары и т. п.).
12
Разными бесконечностями, если позволите, при том, что одна бесконечность не отличается от следующей и таким образом равна ей, но необходимым образом отличается от нее по простой референции. –
13
Начало «Логико-философского трактата» Людвига Витгенштейна (1921), пер. И.С.Добронравова, Д.Г. Лахути.
14
Вы, без сомнения, узнали текст, и, как впоследствии скажет сам автор, он был чистой воды околесицей. Но какой околесицей. Он любил слова, их чреватость, то, как они набухали смыслом и тут же падали со страницы мертворожденными. Я хочу подчеркнуть, что чтение никоим образом не равно говорению. Чтение, утрируя, не есть преступление, хоть и излишество, не роскошь, просто ничего плохого. –
15
Термин Ж– Дерриды (supplément, также «дополнение», «добавление»), характеризующий отношения между двумя разными значениями.
16
Идеи, слова, понятия, щенки – все одно. Мир, вещи, означающие, означаемые, свиньи, планеты, философы. –
17
Я не говорю «занимались любовью». Они не больше занимались любовью, чем занимались сексом или занимались мной. Если я роняю молоток, он падает на пол. Я могу уронить его на пол, но не занимаюсь его падением на пол. –
19
Ибо какие сомнения в скуке? Она просто есть то, что есть, и ничем другим быть не может, уж это как пить дать. Вот почему люди слушают рок-н-ролл и рэп. Это всегда одно и то же. Это скучно. Это, в конце концов, подтверждение всего, но недопущение ничего. –
21
Также разнесение, опространствование