Я не предлагаю информации об обществе. Я не предлагаю истин о культуре. Я предлагаю лишь слова, сколько их там есть в этом тексте, с той частотой и в том порядке, в котором они написаны, вместе со знаками, управляющими их началом, завершением и паузами. Я не люблю человечество. Человечество меня не любит. И хотя я соответствую паре имен и нескольким характеристикам, только одно имя соответствует мне.
Чтобы стать лжецом, разрешите предложить вам лишь одну истину: поиск истоков рассудка, логики и мышления так же разумен, как поиск истоков физиологической функции под названием дефекация.
causa sui
Стоя у порога, я видел на том конце двора другое здание с широко распахнутой дверью. Чтобы попасть туда, надо было прокрасться позади ирисов и церемонии – впрочем, посадка гардений обещала меня прикрыть. Я просочился сквозь дверь и юркнул за большой терракотовый горшок. Затем рванулся к посадке. Цветочный запах опьянял. Я медленно начал свой путь под голоса священников, воздающих благодарственную молитву за ирисы. Затем Дженни Дженсон принялась задавать отцу Чакону вопросы. Я дошел до дыры в посадке, которую с порога не увидел. Посмотрел из-за куста на черные спины священников. Хотел перебежать открытый отрезок, но споткнулся и упал лицом в грязь. Священники не обернулись, однако я почувствовал, как глаз камеры нашел и отметил меня.
– Ирисы всегда расцветают в один и тот же день? – спросила священника Дженни Дженсон.
Чакон кивнул:
– Да, Дженни. Похоже, у наших бородатых ирисов довольно точные часы. Независимо от погоды и уровня осадков ирисы распускаются в этот день из года в год, словно по расписанию. Мы видим в этом подтверждение вечного присутствия Бога.
– У вас есть какие-то особые методы ухода за этой красотой? Удобрения, что-нибудь в этом роде?
– Мы пропалываем их и поливаем, но красота? Наши старания тут совершенно ни при чем. И нет, мы их не удобряем.
– Вы опрыскиваете их от насекомых?
– Э-э, да, регулярно.
Штайммель отправила палочками в рот еще одну порцию жареного риса и указала на телевизор:
– Ты посмотри на этого жирного козла. Не удобряет он их, как же.
Дэвис села рядом на диван и взяла коробку с курицей в кисло-сладком соусе.
– Ненавижу священников, – сказала она. – Родители хотели воспитать меня католичкой. Никогда этого не понимала. Сами они католиками не были. Они говорят, думали, что организация пойдет мне на пользу.
На глазах у докторов камера приблизилась к маленькой фигурке, поднимающейся из грязи.
– Эй, это же наш ребенок! – закричала Штайммель.
Полковник Билл и Фердинанд стояли в оптовом магазине электроники «У Большого Карла» в Морино-Вэлли. Большой Карл показывал Фердинанду гигантский портативный кассетный проигрыватель с отдельными колонками.
– Эта штука дает невероятную громкость, – говорил Большой Карл. – Я сам пугаюсь. Захочешь, например, вытащить человека из здания, где он отсиживается. Ставишь в эту малютку кассету с каким-нибудь рок-н-роллом, подключаешь колонки, врубаешь звук на полную – и через секунду он выскочит. Гарантирую.
Маркос провел пальцем по черному пластику:
– Какие еще есть цвета? Знаешь, у себя в Маниле я, конечно, куплю такой за четверть цены.
Полковник Билл, отвернувшись от товара, смотрел двадцатипятидюймовый цветной телевизор «Ар-си-эй Виктор». Камера переключилась с толстого священника, стоящего перед какими-то цветами, на поднимающуюся из грязи маленькую фигурку.
– Мой говнюк! – закричал полковник Билл.
Ева только что уселась за кухонный стол с чашкой чая и газетой. Она подняла глаза к телевизору на стойке.
– Мой ребенок. Мой Ральф.
суперчисло
ФАЛЕС:[266] Сегодня у меня нет на тебя времени.
БРЮНО:[267] Времени у тебя и так нет. Время нельзя иметь. Этически, эмически или как-либо еще.
ФАЛЕС: Ты снова околачивался у этого Холла.[268] На него у меня тоже нет времени. Ты завалишься сюда и станешь мне внушать, что время одномерно. Вот что я скажу тебе – тебе, Лейбницу и всем остальным: время не относительно. Время абсолютно. Расположи его вдоль линии – вот оно. Ты можешь даже вернуться назад, но я укажу на линию и спрошу: «Как долго ты туда добирался?» Ты можешь его остановить, но я укажу на линию и спрошу: «Как долго оно стояло?»
266
Фалес Милетский (625–547 до н. э.) – древнегреческий философ и математик; признавал воду первоначалом всех вещей и явлений.
267
Томас Брюно (р. 1944) – американский специалист по межличностным и межкультурным коммуникациям (в т. ч. восприятию времени).