— Успокойтесь, пожалуйста, — виновато сказал гость, поднимая вторую, скрюченную полиомиелитом руку. — Я не причиню вам вреда.
— Я спросила, кто вы такой? — повторила Ника.
— Уберите, пожалуйста, свет, — попросил незнакомец, опуская руки и отворачиваясь от «Шурфайра». Невыразительное лицо, высокий лоб с залысинами (англичане называют это «вдовий мысок», некстати вспомнилось Нике), прищуренные поросячьи глазки, нос картошкой.
Ника опустила фонарик чуть пониже, разглядывая одежду гостя. Точно, комбез. Вроде парашютного. Молнии, карманы, липучки… В таком можно спрятать много всего разного и гадкого.
— Я от Аркадия Львовича. Он дал мне ключи. — В доказательство он продемонстрировал связку ключей с брелоком в виде житомирской водонапорной башни.
— Он просил вам передать кое-что, — положив ключи на стопку гипсокартона, гость сунул руку в карман и вытащил продолговатый конверт. — Это очень важно.
— Что это?
— Аркадий Львович хотел, чтобы вы как можно скорее уехали из города, — сказал коротышка. — Прочитайте, тут все написано. А сейчас мне пора. Извините за вторжение.
Коротышка прошел мимо Ники (от него странно пахло — прелой листвой и гнилью) и вышел в коридор. Пират опять заскулил, причем так жалобно, что это было похоже на человеческий плач. Хлопнула дверь. Ника метнулась следом, снова заперла все замки и накинула цепочку. Потом привалилась спиной к двери, сделала глубокий вдох, досчитала до пяти и долго, с усилием выдыхала. Колени начинали дрожать.
Пират поднял голову, стыдливо посмотрел на хозяйку и негромко гавкнул.
— Молчи уж теперь, позорище, — сказала Ника.
17
У Белкина был перелом ноги. Слава богу, не шейки бедра (полгода лечения и швейцарская титановая спица за полторы тысячи евро), а самой бедренной кости. Недельку в постели под аппаратом Илизарова, потом гипс, костыли, через два-три месяца — будет как новенький, успокаивал бородатый хирург.
Белкин лежал на больничной койке и страдал. И капризничал. И ныл. И требовал к себе внимания. И снова страдал. Марина смылась через полчаса, оставив пакет с фруктами и маму. Мама проявляла такие чудеса самоотверженности, каких Марина от нее в жизни не видела. Ну еще бы, любимый почти-зять…
Анжела за утро успела позвонить Марине дважды, требуя немедленной встречи. Первый раз звала к себе домой, а второй — назначила свидание в «Полесском чае», буквально в двух шагах от того места, где сбили Белкина. Насколько Марина знала свою подругу, это было сделано не зря.
На Соборной площади активно трудились работяги в оранжевых жилетках, соскабливая с асфальта загадочный символ, из-за которого — Марина была в этом уверена на двести процентов — все и произошло. Рядом ждали машины для нанесения дорожной разметки.
В «Полесском чае», как всегда, было многолюдно. Анжела в компании полузнакомой (где-то точно видела, но где — хоть убейте…) молодой девушки сидела за самым дальним столиком, прямо под плазмой, по которой крутили рекламу и клипы. Анжела пила кофе, а девушка жадно вгрызалась в ватрушку с мясом, которую здесь почему-то называли пиццей.
— …что меня смущает, — уловила Марина обрывок фразы Анжелы, — так это размеры символа. Почти сорок квадратных метров. Бессмысленно с эзотерической точки зрения, но может иметь сугубо практическое применение.
— Как круги на полях? — пробубнила девушка с набитым ртом.
Анжела скривилась, как от лимона, и тут же расцвела, увидев Марину.
— Мариночка, солнце мое, присаживайся! Как я рада, что ты пришла… Ну, что твой козлик?
— Живой, — сказала Марина, разглядывая девушку. Но где-то же я ее видела?.. — Перелом бедра.
— Вот и славно, — всплеснула руками Анжела. — Можно сказать, отделался легким испугом… Вы знакомы, нет? Это Наташа, она работает на телевидении…
Точно. В телевизоре. Какая-то молодежная программа на местном канале.
— …а это Марина, моя лучшая подруга, и косвенная участница очень интересных событий.
— В смысле? — не поняла Марина.
— В прямом. Ты ведь была в библиотеке, когда на картине нарисовали Черное Солнце?
— Ну.
— А потом твой козел нарисовал на площади вот это, — Анжела вытащила из пластиковой папки листок бумаги. Это была фотография, сделанная, скорее всего, с крыши двенадцатиэтажки возле дома правосудия. Загадочный белый крест с вензелями ярко выделялся на фоне мокрого асфальта.
— Вы полагаете, что тут есть связь? — почему-то прошептала Марина.
— Покажи ей, — попросила Анжела Наташу.
Та доела ватрушку, вытерла пальцы салфеткой и вытащила мобильник.
— Вот это нарисовали вчера ночью на телецентре, — показала она мутный снимок ромба с усиками. — Какие-то дети с баллончиками. А это, — Наташа сдвинула джойстик, сменив картинку, — местные скины намалевали на синагоге.
Последний рисунок был самым зловещим:
Могильный крест и гробы. И в том же стиле, что и первых два.
— Рисовали, между прочим, через трафарет, — сообщила Наташа.
— Однако, — выдохнула Марина.
— То-то же, деточка, — сказала Анжела. — Похоже, что инцидент в библиотеке был всего лишь сигналом к началу чего-то большего…
— Но чего?! Что это — какой-то ритуал? Секта? Но тогда причем тут Белкин?!
— Спокойней, девочка моя, спокойнее… Все это мы выясним, и во всем разберемся.
— Но он же просто играл, — попыталась оправдать «козлика» Марина. — Это игра такая, автоквест называется…
— Угу, — кивнула Наташа, набив рот уже второй ватрушкой. — Я слыхала о ней.
— Значит, — решила Анжела, — начнем с этой игры. И еще, Мариночка, расскажи-ка мне поподробнее об этой столичной девице, которая крутила хвостом перед твоим Белкиным…
— Вы думаете, — похолодела от мысли Марина, — она в этом замешана?
— Я не думаю, — отрезала Анжела. — Я в этом уверена.
18
Записка была отпечатана на пишущей машинке (вполне в духе деда — бережно хранить какую-нибудь «Ятрань», привезенную с Кубы или из Лаоса), и подписана его легко узнаваемым размашистым автографом.
«Ника! Уезжай срочно! Я сам с тобой свяжусь! Не задерживайся в городе!!!»
Поздним утром, проспав семь часов, приняв душ и выпив чашку крепчайшего кофе из дедовой шайтан-машины, Ника еще раз перечитала записку и пришла к выводу: липа. Обращение «Ника!» дед не использовал никогда, называя внучку — «внуча», «Никуся» или «Лейка» (детское прозвище в честь первого подаренного фотоаппарата), ну или, в крайнем случае, пребывая в рассерженном состоянии духа, «Вероника». И дед никогда не забыл бы написать, куда девать Пирата.
Точно, липа.
Или…
Или дед писал это не по своей воле. Скажем, под дулом пистолета. Паранойя? Может быть. Но после вчерашнего ночного визитера мысли в голову лезли самые дикие.
Но кто мог похитить деда?
И почему надо срочно уезжать?
Стоп. Квартира. Четырехкомнатная квартира в престижном доме. Сколько, тысяч сто долларов по местным ценам или больше? Деду ведь под восемьдесят, и Ника — единственная наследница. А дарственная отменяет завещание…
Неужели старый, прожженный волчара Загорский связался с аферистами от недвижимости? Да он сам кого хочешь объегорит!..
Нет, тут что-то другое… Очень уж странный был этот коротышка. И почему так себя вел Пират?
Ника сварила еще одну чашку кофе, вернулась в дедов кабинет, села за стол и включила ноутбук. Почты не было вообще, даже спама. Ну и ладно. Займемся делом.
Диск, который принес в их первую встречу Ромчик, лежал там, где она его оставила. На диске было две папки: «Турнир» и «Граффити». В первой дети возрастом от тринадцати до тридцати лет включительно, одетые в самодельные доспехи, молотили друг друга по голове мечами, топорами и цепами. Иногда попадались фото девиц в якобы средневековых облачениях. Обычная чепуха, отснятая в «спортивном режиме», и что называется, навскидку. Буквально пара удачных снимков.