— Говори.
— Привет.
— Привет, — отвечает. — А с Марией поздороваешься?
Как бы сделать, чтобы сердце не стучало и дыхание выровнялось?
— Привет.
Мария закусила губу, покраснела, смотрит на меня искоса.
— Привет, — говорит.
Посмотрели друг на друга, а на большее не хватило. Мария пошла дальше. Фрэнсис рассмеялась:
— Что ж, хоть какое начало.
И пошла следом, а я — в другой зазор, к дому Джорди.
Он был в саду за домом. Старая дверь, в которую он метает ножи, как всегда, прислонена к изгороди. На ней нарисован человеческий силуэт. Нож он метал как обычно — чтобы попасть совсем рядом с фигурой. На голове и туловище — сотни отметин: столько раз они с отцом промахнулись за долгие годы. Я вошел, и Джорди сразу передал нож мне:
— Валяй! Твоя очередь, Дейви. У меня сегодня ничего не клеится.
Я взял нож. Прицелился в самый край двери. Бросил. Нож сверкнул на солнце и вошел точно туда, где у фигуры должно быть сердце.
— Черт, — выругался я.
— В яблочко! — заорал из дома отец Джорди. — Уложил парня на месте!
Я опустился в траву.
— Что делать будем? — спрашиваю. — Череп пока не отомстит — не успокоится.
— Я без понятия, — говорит Джорди. — Он мне сегодня приснился.
— Да ну?
— Угу. Он нас обоих прирезал и сварил в здоровенном котле прямо в каменоломне.
— Дуришь!
— Не дурю. А потом съел с тостами и кетчупом.
— Обалдеть.
— И запил бутылкой шипучки.
Мы оба понимали, что смешного в этом мало, и все же расхохотались.
— Может, отцам скажем? — предложил я.
— Мы эту борьбу сами начали. Мой папа наверняка так ответит.
— Знаю. Но когда доходит до поножовщины…
— Чтоб этого Стивена Роуза с его ножом. Это не наш нож.
— Знаю.
— Сами разберемся. Нужно договориться о встрече.
— С Черепом?
— Угу. С ним и с остальными. Мы им все расскажем про Стивена Роуза. И пообещаем, что этого не повторится.
— Фиг получится. Череп и говорить-то почти не умеет.
— Да вряд ли он уж настолько тупой.
— А кто его знает? Помнишь, рассказывали, как он в Джонадабе крысам головы откусывал?
— Помню. А в Джерроу, говорят, он какому-то мелкому ногу оттяпал.
Мы некоторое время помолчали, обдумывая все это.
— И ты в это поверил? — спрашивает в конце концов Джорди.
— Угу.
— Я тоже.
Сидим, прислонившись к двери. В доме отец Джорди приплясывает и поет: «Пришло другое время!»
— Во вляпались, — говорю.
— Хочешь, пойдем в пещеру?
Я головой помотал.
Джорди говорит:
— Я и сам не хочу.
Выходило, делать вроде нечего. Я закрыл глаза, подставил лицо солнцу. Почувствовал под пальцами тепло травы. Прислушался к пению птиц. Подумал: как быстро пришла весна. Чувствую — уплываю куда-то, и мне снится апостол в пламени. Он встает, потягивается, делает шаг из пепла. Из пруда повылезали крошечные новорожденные лягушки, расселись вокруг него. Рядом на камне свернулся ужик. Перепелятник парит высоко в небе. Подошел Стивен — крадется сквозь заросли боярышника. «Где ты? — шепчет. — Как, готов уже?» Подполз еще ближе. «Где ты? Готов, Дейви?»
Я встряхнулся, выплыл из сна. У задней двери стоит сестра Джорди Норин, прислонилась к косяку, улыбается. Сузила глаза. Постучала пальцем по щеке:
— Ну и что вы натворили?
— Не твое дело, — буркнул Джорди.
Она потрясла головой, рассмеялась:
— Гляжу, вы еще совсем мальчишки. Глупые, маленькие.
Джорди поднял два пальца.
— Отвали, — шипит.
Она снова рассмеялась. Провела пальцами по волосам и пошла в дом, покачивая бедрами.
— Девчонки! — фыркнул Джорди.
— Одна девчонка говорит, что я ей нравлюсь, — поделился я.
— Да ну?
— Да ну.
Он вытаращился на меня, потом снова завалился в траву:
— Вот только этого нам не хватало.
14
Луна здоровущая, прямо в центре моего окна. Круглая, как облатка для причастия. Лежу, залитый ее светом. Таращусь ей в лицо. Различаю кратеры, пересохшие моря. И вдруг — голос:
— Дейви, Дейви!
Слышится мне, что ли?
— Дейви! Дейви!
Звякнуло оконное стекло, будто камешки в него стукнули, царапнули.
— Дейви! Дейви! Дейви!
Подхожу к окну, смотрю наружу, вижу — стоит. Стивен Роуз, лицо как воск, в нем луна отражается. Он поднял руку. Поманил меня. Я вздрогнул. Задернул занавеску. Снова лег.
Лежу, пытаюсь уснуть. Голос еще позвучал немного, потом умолк, потом — снова, только на сей раз ближе, будто доносится из моей головы: