— «И создал Господь Бог человека из праха земного, — прочитал, — и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою».
Закрыл книгу. Прошелся вправо-влево по кафедре, обхватив рукой подбородок.
— Мы действительно подражаем ему до определенной степени…
Некоторые в это время швырялись глиной. А Трёп даже не заметил — или сделал вид, что не заметил, — когда кусочек едва не попал ему в голову и шмякнулся о доску.
— Но можно ли сравнивать человеческое творчество и божественное сотворение? — спросил он. — Этот вопрос увлек многих на темный и даже губительный путь. Как бы ответили на этот вопрос наши священники? Были времена, когда к их ответам присовокуплялись кипящее масло, тиски для дробления костей и дыбы. — Он улыбнулся монстру, созданному Джорди. — Нет, Дейви, — сказал он, обращаясь ко всем, — мне кажется, что художник — обычный человек, человек, наделенный удивительным мастерством, которое, возможно, и даровано ему Богом, но все же остается… человеческим. — Осторожно поставил монстра обратно на парту Джорди. — Мы в отличие от Бога не в силах создать душу. В отличие от Бога мы не в силах создать жизнь. И тем не менее кто в состоянии ответить, где предел нашей способности к творению?
Пока Трёп говорил, Джорди лапал и теребил свой кусок глины. Дунул монстру в страшенную пасть. Поднял его повыше, покачал на ладони, рычит:
— Привет, Дейви. Сейчас я тебя съем.
Мария водила своей лошадкой по парте, будто та скачет. И все время улыбалась мне.
Когда Трёп наконец заткнулся, Джорди толкнул меня в бок, довольный до смерти:
— В жизни не догадаешься, что я сделал.
— Ну наверняка, — говорю. — В жизни не догадаюсь.
— Я назначил Черепу встречу.
— Шутишь!
— Вот и нет. Повидался со Скиннером. Мы обо всем договорились. Вечером во вторник. Будет перемирие.
— Как так — встречу? После…
— Я ему сказал, что Стивен Роуз — чокнутый придурок. Сказал, что у него мать в дурдоме и все такое. Даже сказал, что, хотя он и католик и живет в Феллинге, мы с ним не водимся.
— А мы не водимся?
— Понятное дело. Я сказал, что сам бы его вздул, если бы не святой отец.
— Так у нас встреча с этим, на хрен…
— Да знаю, но Скиннер сказал, что на самом деле не такая уж он сволочь. Говорит, в душе он добрый.
Я посмотрел на Джорди. Он ухмыльнулся:
— В каждом есть что-то хорошее, дружище. Помню, ты и сам что-то такое говорил.
Мне ответить нечего.
— А живется ему ох как несладко, — говорит Джорди.
— В смысле, кому?
— Ну, Черепу.
— Ой, как же мне его жалко.
Джорди хохотнул:
— Угу. Бедная мятежная душа.
Я хмыкнул и давай дальше мять глину. Покатал ее ладонями по крышке парты, получился этакий дурацкий червяк. Я вспомнил про младенца, который корчился в руках у Стивена. Вспомнил, как именно Стивен шепнул ему: «Шевельнись, оживи».
Джорди поднял своего монстра повыше.
— Привет, Дейвичка, — рычит. — Что-то я проголодался.
Я покачал головой и вздохнул.
— Спокойно, малыш, — говорю. — Я спасу тебя от страшного, свирепого Черепа. Агу-агу.
А Трёп нас все подначивает:
— Трудитесь дальше, мои художники! Кто знает, какие чудеса ждут вас впереди!
19
В ту субботу мы служили на свадьбе. Девица с Лим-лейн по имени Вера, которая всего года два как закончила школу, выходила замуж за тощенького паренька по имени Билли Уайт. Джорди сказал, что надо окончательно чокнуться, чтобы пойти за такого урода, но мне так не показалось. Пока шел обряд, загремел гром. Все тетушки и соседки, присутствовавшие на церемонии, сразу подняли глаза к потолку — разволновались за свои шляпки. Но когда настала пора выходить наружу для свадебной фотографии, гроза уже пронеслась и даже подсохло. Все они встали позировать на солнышке рядом со статуей святого Патрика в обычных его звериных шкурах, с длинными патлами, с клубком змей у ног. А потом все гости-мужчины распустили галстуки, закурили, стали обмениваться шуточками и гоготать. Женщины обсуждали шляпки друг дружки и то и дело взвизгивали, услышав что-то смешное. Детишки скакали по церковным ступеням. Отец О’Махони болтал и улыбался. Мы с Джорди рассматривали гостей, прикидывая, от кого можно ждать чаевых. Тут я увидел Марию — стоит с женщинами и явно скучает. Потом нас подозвал Билли Уайт. Говорит, Вера хочет, чтобы мы сфотографировались с ней рядом в своих подрясниках и стихарях.
На память, говорит. Чтобы этот прекрасный день запомнился им навсегда. Мы не против? Мы только плечами пожали. Ну ладно, говорим. А я добавил: но Джорди вряд ли влезет в кадр. Встали, жених и невеста между нами. Все взялись за руки и завели глаза вверх. По льдисто-синему небосклону плыли большие пушистые облака, я стал следить за ними, и мне показалось, что сейчас кувыркнусь назад. Раздался щелчок, блеснула вспышка, а потом Билли пожал нам руки. Сказал, что им с Верой будет очень приятно, если мы примем небольшой подарок, и протянул нам десять фунтов. Джорди сунул их в карман.