Джорди поднял руку:
— Я, сэр.
— Спасибо, Джорди, — говорит Трёп. — Я и сам часто такое про тебя думал. Но… — Тут он распахнул глаза и поднял палец, как делал всегда, когда ему казалось, что он изрекает что-то страшно умное. — А может, верно то, что истина где-то посередине? Может, верно то, что мы и то и другое? Мы мерзостны, но мы и одухотворенны? Кто с этим согласен?
— Я, сэр, — пробормотало несколько голосов.
— Великолепно! Что ж, двинемся дальше. Может, нам так нравится лепить из глины потому, что при этом видно, как акт творения может…
— Завелся, чтоб его, — бормочет Джорди. — Сколько можно?
Трёп все тараторит. Расхаживает перед нами, закрыв глаза, постукивает себя пальцами по вискам, таращится на небо за окном.
Джорди на меня смотрит. Потом взял и нацарапал что-то на листочке:
«Череп это про что? Хрень с поцелуем».
— Чего? — спросил я шепотом.
Он опять пишет:
«Поцелуй. Обжиманки».
Смотрит на меня. На лице ухмылка. Я щелкнул языком, скорчил рожу. Он закатил глаза и губы в трубочку, будто для поцелуя. Я начал было сочинять записку в ответ, но не знал, что написать.
Наконец получилось:
«Отвали».
Он сделал вид, что страшно удивился.
— Джорди, у тебя все в порядке? — оборвал себя Трёп.
— Да, сэр.
— Вот и прекрасно. А то мне на миг привиделось, что мои слова вызвали у тебя какой-то отклик.
— Нет, что вы, сэр.
— Вот и прекрасно.
Трёп вскинул руку и перехватил в воздухе брошенную кем-то мармеладку. Сунул ее в рот.
— Иногда, — говорит, — я задаюсь вопросом: «Зачем я им все это рассказываю? Зачем мне это надо?»
— Потому что ты козел, — бормочет Джорди.
— Но я не позволяю себе пасть духом. Я говорю себе: «Но ведь есть же и те, кто тебя слушает, Питер Патрик Паркер, они всегда были и всегда будут. А потому!..» Кстати, чьи мармеладки?
— Мои, сэр, — сказал Джимми Кей.
— Тогда можно мне еще одну, Джеймс, дабы подкормить поток моих слов? Красную, если есть.
Джимми бросил ему мармеладку, Трёп поймал, пожевал, поехал дальше.
— А может ли быть, — говорит, — что в этом комке глины мы видим тело без души и это вдохновляет нас на…
— Козел, — повторил Джорди.
«Поцелуй, — написал. — Дейви и Стивен Роуз…»
Я прочитал. Выкатил ему губу. Он нацарапал еще одну записочку, свернул, бросил Фрэнсис и Марии. Развернула Фрэнсис. Прижала руку к губам. Хрюкнула. Хихикнула.
— И-и-и-и! — сказала и передала записку Марии.
Мария наморщила лоб. Посмотрела на меня. В глазах — ничего, но тут Фрэнсис толкнула ее локтем, что-то еще прошептала в ухо, и Мария тоже захихикала.
Трёп все разливается.
— И-и-и-и! — сказала Фрэнсис.
— Да, мисс Мэлоун? — говорит Трёп.
— Э… сэр, — говорит Фрэнсис, — это очень… ну…
— Непостижимо? — подсказывает Трёп.
— Да, сэр, — говорит Фрэнсис.
— И даже страшно?
— Да, сэр.
— Согласен. Сама мысль, что нам, возможно, суждено возвратиться в землю. Мысль, что мы можем стать твердыми, тяжелыми, однородными, игрушками в руках нашего творца…
— Просто кошмар какой-то, сэр, — сказала Фрэнсис.
— Вот именно, — подтвердил Трёп.
— Ужас, — сказала Фрэнсис. И хихикнула. — Безобразие, стыд, позор, — сказала Фрэнсис. — И Мария тоже так думает.
— Правда? — спросил Трёп.
Фрэнсис ее в бок толкнула.
— Да, безусловно, сэр, — сказала Мария.
Трёп так и засиял.
— Это всего лишь концепция, — сказал он. — Вероятность. — Положил ладони на их парту, наклонился. — Я очень рад, что заставил вас думать.
— Да, сэр, мы вовсю думаем, — сказала Мария.
— И-и-и-и! — сказала Фрэнсис. Выкатила глаза в мою сторону. — И-и-и! И-и-и-и-и!
Потом, когда все вышли в коридор, я просто попытался сбежать. Но за спиной у меня в коридоре хихикали девчонки. Джорди их подзуживал. Я обернулся, зыркнул на них. Джорди пискнул — ой, как, мол, страшно.
— Пошел ты, — говорю.
Попытался посмотреть Марии в глаза. Хотелось сказать ей: «Ты вспомни, как мы вместе сидели в каменоломне». Хотелось сказать Джорди: «Ведь ты всегда был моим лучшим другом». Но Мария только хихикала и в глаза не смотрела. Джорди осклабился. Я сжал кулаки. Джорди махнул рукой — ну, поехали.
— Давай, — говорит. — Поглядим, кто кого.
Я заколебался.
— Давай-давай, — говорит. — Или чего? Струсил?
Я бросился на него, и началась драка, и вокруг собралась целая толпа, они орали и скандировали:
— Бей его! Бей! Бей его! Бей!
Джорди двинул мне в солнечное сплетение, дыхание перехватило, но я устоял. Выбросил кулак, попал ему по носу, хлынула кровь. Он пискнул и ринулся на меня. Я схватил его за горло. Мы рухнули на пол, кряхтим, кричим, ругаемся.
— Падла! — выкрикиваем по очереди. — Змея подколодная!
Тут примчался Трёп — орет, чтобы мы прекратили. Я высвободился, встал. Нагнулся к Джорди, проревел:
— Ненавижу тебя!
И бегом прочь.
29
Выходя из школы, я плюнул на землю. Проклял их всех. Череп сидел на скамейке у кладбища, неподалеку от «Лебедя». Пьяный, полусонный — беспомощный ком. Я подошел ближе. Он глянул на меня остекленелыми глазами. Похоже, не признал.
— Рыборожий, — прошипел я. Сжал кулаки. — Думаешь, я тебя боюсь?
Он что-то пробурчал. Я наклонился ближе:
— Рыборожий. Рыборожий.
Он качнулся вперед, попытался встать, рухнул обратно на скамью.
— Рыборожий жирный тюфяк, — говорю.
Ухмыльнулся и дальше пошел. Прямо мимо него. Вдохнул его запах — ненавижу его.
— Свинья, — говорю. — Думаешь, я тебя боюсь?
Взял камень, взвесил на руке, представил, как он шмякает Черепу в висок, услышал его стон, увидел, как он оседает на землю и корчится, увидел, как из виска хлещет кровь. Искушение прошло. Я осторожно выпустил камень.
Постучал в дверь Дурковатой Мэри. Впустил меня Стивен.
— Достал, — говорю.
— Молодчина!
И обнял меня. Я отстранился.
— Ну, показывай, — сказал Стивен.
— У меня не с собой.
Он повел меня в кухню. Дурковатая Мэри сидит за столом с чашкой чая.
— Здравствуйте, мисс Дунан, — говорю.
Она молчит. Стивен ухмыльнулся.
— Привет, дурында старая, — говорит.
Мэри сидит как мертвая. Молчит.
— Сделаем все в выходные, — говорит Стивен. Ухмыляется. — В эти выходные мы, Дейви, создадим монстра, — говорит. — Следующей ночью. Да?
Взял мое лицо в ладони.
— Да? — говорит.
— Да!
Я глянул на Мэри. Разобрала она чего из наших слов?
Стивен хихикнул.
— Гляди! — говорит.
Джинсы расстегнул, они съехали. Повернулся к Мэри голой задницей. Она сидит. Он подтянул штаны на место.
— И ты попробуй! — говорит. — Давай! Сбрасывай штаны, покажи ей! — И расхохотался мне в лицо: — Это фокус такой, дружище. Гляди.
Он вытянул руку к ее лицу, щелкнул пальцами и сказал:
— Пять, четыре, три, два, один. Мэри, проснись!
Дурковатая Мэри моргнула, дернулась.
— Глядите-ка, — говорит Стивен. — А у нас гость, тетя Мэри.
Она на меня смотрит.
— Мой приятель Дейви, — говорит Стивен.
Мэри разулыбалась:
— Славный он служка. И мамочка у него славная. Хочешь хлеба с вареньем, лапушка? — Потрясла головой. — А я и не слышала, как он вошел.
— Вы задремали, тетя Мэри, — подсказывает Стивен.
— Да, — говорит. — Да, похоже. — Уставилась на племянника, потом на меня и спрашивает: — Как ты думаешь, Господь нас оберегает, когда мы крепко спим?
— Верное дело, — кивает Стивен. — Он смотрит на каждого из нас и каждого оберегает. Работа у Него такая.
— Такое мой мальчик для меня утешение, — говорит Мэри.
Она достала нож, принялась кромсать буханку. Отрезала пару ломтей. Подняла к небу.
— Все на этой земле — Твое, — говорит.
Стивен застонал: