Правда, у некоторых историков были на этот счет и другие мнения. Диодор Сицилийский[13], например, писал, что гончарный круг изобрел афинский ваятель Фалес, племянник Дедала[14], того самого, который из птичьих перьев и воска соорудил крылья и бежал со своим сыном Икаром с острова Крита от злого царя Миноса.
Были и такие, которые позже утверждали, что гончарный круг да и прочие гончарные премудрости пришли в Грецию из Азии, где процветали со времен Вавилона[15] и даже еще раньше. А другие историки древности указывали, что гончарный круг поначалу был мало пригоден для работы, пока его не улучшил некий новатор — скиф по имени Анахарис.
Но простые гончары с трудами историков не были знакомы и потому усердно приносили в храм Афины подарки, чтобы показать, как они благодарны ей за все, что имеют по ее милости.
И так у них повелось, что гончары горшки обжигали и Афина не вмешивалась в их дела, а в дела богов ни один разумный гончар не полезет.
Но, по преданию, все же произошел однажды случай, когда горшечник сделал нечто, что по силам самой богине Афине или даже покровителю искусств Аполлону[16].
Рассказывают это так.
Жил когда-то старый гончар, и была у него молодая дочь, а у дочери — жених, тоже молодой. Жених собирался уходить на войну. Дочь гончара взяла стрелу и острым концом ее обвела его тень, упавшую на стену. Отец-гончар облепил контур глиной. То, что поучилось, назвали барельефом[17].
Услышав этот короткий рассказ, читатель, чего доброго, подумает, что сделать барельеф сущий пустяк: был бы солнечный день, да острый предмет под руками, да полведра глины.
Но это совсем не так. Если это и было, то все было куда сложнее. И есть здесь одна маленькая деталь, которую опустила легенда. Без этой детали не поможет ни солнечный день, ни стрела, ни глина.
Легенда не сохранила никаких подробностей, но, может быть, мастером был старик с седой бородой, которая немного вилась, падая на его широкую грудь. Длинные белые волосы затягивал он на лбу ремешком, чтобы не лезли в глаза. Он одевался в большой кусок ткани и подпоясывал его, собирая у пояса складками. У него была мастерская, где ему помогали ученик и два раба, и еще там работал художник. Ученик уже мог заменить его у гончарного круга и сам умел выкрутить сложную вазу и прикрепить к ней ручки и валики, вылепленные от руки. Но обычно делал сосуд старик, а ученик или кто-либо из рабов лишь вращал круг.
В мастерской все было рыжим и серым от глиняной пыли, под подошвами сандалий хрустели глиняные черепки, а по углам стояли вложенные одна в другую, столбиком, чаши, готовые к росписи. На полках вдоль стен сохли сырые глиняные вазы, темные, как земля после дождя, и лежали глиняные формы для особо сложных фигурных сосудов. У старика был глиняный штампик, которым он выдавливал узоры по краям вазы, и еще штамп, которым оттискивал узор, похожий на ромашку, на донышках тарелок и блюдец.
Сосуды лепил он из хорошо отмученного, хорошо размешенного глиняного теста, сушил и отдавал художнику расписывать и после отправлял в печь.
Печь стояла во дворе мастерской, а кроме печи, во дворе еще был колодец, чтобы брать воду для глины, и бассейн, где рабы размешивали глину палкой. Печь была подобна огромному круглому муравейнику, разделенному на два этажа с двумя отверстиями. Вниз закладывали дрова, сверху, через верхнее отверстие, бережно загружали сырую посуду, на которой, образуя рисунок, лежали свежие пятна подсохшего черного лака.
К печи старик не любил никого подпускать, и хотя всю жизнь, разбив ломиком глиняную лепешку, которой замуровывал вход в печь, вынимал остывающие глиняные сосуды, он так и не привык к тому, что глухая сырая глина от огня становится твердой и звонкой, и всегда видел в этом чуде вмешательство богов.
То, что выходило из печи, называлось не так, как говорим мы: «обожженные изделия», но одним кратким красивым словом — керамос[18]. Он наклонялся над размурованной печью, брал одну из ваз и держал ее бережно, как ребенка. Видя это, дочь не раз говорила ему:
— Отец, я думаю, что, с тех пор как я выросла, ты любишь керамос больше, чем родную дочь.
Что мог сказать старик? Что, выросши, она стала чужой?
Что для него весь мир — это печь, керамос и мастерская и потому он горевал, что боги не послали ему сына, который мог бы наследовать его ремесло?
Что потому-то и мечтал он, чтобы она, его дочь, полюбила художника Евтимида, который работал с ним, и вышла бы за него замуж и никуда бы не уходила от него, от печи его, от керамос?
Боги судили иначе. Тот, которого она полюбила, год проучился и мастерской, и, увы, к росписи оказался неспособным. Звали его Евфроний. Парень не научился ничему и ничего, по правде говоря, не желал рисовать, кроме одного-единственного рисунка. Рисовать он умел только воина в шлеме, с круглым щитом и копьем.
И поскольку лицо этому воину он всегда рисовал свое, старик и сказал ему однажды, что, если дело так пойдет дальше, лучше будет, если он превратит свою мечту в жизнь и впрямь пойдет воевать.
Сказал он это в сердцах, чтобы раздосадовать нерадивого малого и заставить работать, да так и получилось, как он сказал.
Евфроний пошел на войну. Он с легкостью променял милый старику керамос на шлем, а тонкую кисть из пера бекаса — на грубое копье. И значит, уничтожать живых ему было приятнее, чем возвращать к жизни мертвых героев, рисуя их на керамос.
Он пошел в солдаты и ни о чем не пожалел, не обернулся на пороге и не взглянул еще раз на мастерскую, где солнечный луч становился серым от пляшущей глиняной пыли.
Зато унес он с собой нечто получше керамос — сердце девушки, полюбившей солдата.
Старик не простился с ним, а художник Евтимид похудел от обиды так, что нос у него стал длинным и острым.
Так как же, спрашивается, он, старик, должен теперь относиться к дочери, которая полюбила того, кто предал керамос, и, значит, ими она предала то, что отцу было дороже жизни?
Так он думал, усердно работая на солнцепеке у своей невысокой печи, раскалившейся снаружи от солнца, а изнутри — от огня.
Вдруг он услышал голоса и хоть не хотел подслушивать, но понял, кто это разговаривает за углом дома.
— Ты уходишь на войну. Ты долго не придешь. Может быть, ты влюбишься в прекрасную пленницу и женишься на ней, а меня забудешь. Может быть, тебя убьют. О, ты не вернешься ко мне! Душа моя не сможет забыть тебя никогда, но глаза мои могут забыть твое лицо.
А Евфроний, конечно, не умел утешить ее. Он был простой малый и не умел говорить, как ораторы, владевшие наукой разговора. А что касается ума, то боги, создавая его, были не слишком щедры.
— Ничего, — сказал он. — Даст бог, мне не встретится пленница красивее тебя. А если меня убьют, я подожду тебя в царстве мертвых. Я буду ждать. А ты живи подольше, я все равно, дождусь, все равно там делать больше нечего. А когда ты умрешь, ты явишься в царство мертвых, и мы встретимся. Я буду приходить на берет реки мертвых — Леты[19] и смотреть вдаль: кого это еще везет мрачный перевозчик Харон[20] в своей тихой лодке?
— Горе мне, да как же я найду тебя в царстве мертвых, если и забуду твое лицо? Я же буду уже безобразной старухой, и ты не узнаешь меня.
Слыша ее стоны и причитания, старый гончар не выдержал. Можно ли спокойно работать, когда твое дитя убивается и страдает? И он простил ей неразумную любовь к этому парню и простил ему, что он не сумел воспылать любовью к керамос. Что же делать? Видно, так решили боги, спорить с ними — пустое и опасное дело… Видно, Афина отказалась от Евфрония и передала его из рук в руки Арею[21], богу войны. Что же, пускай Арей теперь заботится о нем, и, значит, надо будет попросить Арея, чтобы он вернул Евфрония невесте, и принести к его алтарю в подарок хороший фиал с хорошим маслом.
13
Диодор Сицилийский — греческий историк, родом из Сицилии (80–29 гг. до н. э.), автор «Всемирной истории» с первобытных времен до 60 г. до н. э., одного из первых сочинений подобного рода. Им создана «Историческая библиотека» в пяти томах.
14
Дедал — герой некоторых древнегреческих мифов, знаменитый мастер, создатель столярного ремесла и др. работ по дереву (изобрел рубанок, отвес, клей, долото и т. п.). Оказавшись на острове Крите пленником у царя Миноса, построил для его чудовища Минотавра (полубыка-получеловека) знаменитый лабиринт, из которого не было выхода. Сам же бежал вместе с сыном Икаром с острова на крыльях, изготовленных в мастерской из птичьих перьев, скрепленных воском и клеем. При этом Икар погиб, поднявшись слишком высоко в небо, — солнце растопило воск, и крылья распались… Ученые считают, что Дедал на самом деле был древним божеством острова Крит — создателем и покровителем ремесел: все древнейшие «циклопические» постройки из камня на острове, в том числе и знаменитый «лабиринт», считались работой Дедала.
15
Вавилон — в древности один из крупнейших городов Месопотамии (междуречье Тигра и Евфрата — современная территория Ирака), столица знаменитого Вавилонского царства, существовавшего во II–I тыс. до н. э. Развалины Вавилона находятся юго-восточнее иракского города Хилла. В Месопотамии в древности не было ни строительного леса, ни строительного камня, поэтому все городские здания и знаменитые сооружения — дворцы правителей, Вавилонская башня, висячие сады Семирамиды, городские стены — были созданы из глиняных кирпичей, даже «книги» у жителей Вавилона были глиняными (на сырых глиняных табличках рисовались знаки письма, затем таблички сушились или обжигались). Из глины же делали посуду, жернова, столы, скамьи и даже гвозди. Поэтому очень часто ученые — археологи и историки — удачно называют Вавилонию и другие древние государства Месопотамии «глиняной цивилизацией». Нет ничего удивительного в том, что гончарный круг впервые был изобретен в Месопотамии (в IV тыс. до н. э.), только через 500 лет он появился в Египте, Индии и Сирии.
16
Аполлон — в древнегреческой мифологии и религии бог солнца, света, покровитель искусств, сын верховного божества древних греков — Зевса. Аполлон имел следующие эпиклесы-прозвища: Аполлон Мусагет («Покровитель муз», в этом случае он изображался в образе прекрасного юноши с лирой в руках), Аполлон Тюрайос («Дверной» — то есть бог входных дверей, отвращающий от дома или от города всевозможные несчастья), Аполлон Ликейский («Волчий» — то есть божество, охраняющее людей и стада животных от волков), Аполлон Сминтей («Мышиный» — охраняющий посевы и запасы зерна от мышей), Аполлон Дельфиний — охранитель дорог, путников и мореходов, наконец, Аполлон Феб («Блистающий» — то есть солнечный), бог солнца, жестокий воитель-лучник; изображался стройным юношей с луком в руке, посылающим во врагов солнечные стрелы-лучи. Священными животными Аполлона считались дельфин, волк, ястреб, мышь, ящерица и др., ему посвящались деревья — благородный лавр и пальма; отсюда обычай украшать победителя в спортивных состязаниях или в состязаниях в пении, игре на лире, кифаре лавровым венком.
17
Греческая легенда связывает открытие рельефа с именем дочери коринфского горшечника Бутада. Она, прощаясь со своим любимым, уходившим на войну, обвела его тень у горящего очага углем на стене. Бутад, обложив силуэт глиной, обжег его на огне и получил таким образом первый рельеф. Кстати, находки самых древних греческих рельефов, выполненных в силуэтном стиле, подтверждают зерно этой легенды. Кроме того, многие греческие авторы сообщают, что и искусство рисунка было «изобретено» Клеанфом из Коринфа или египтянином Филоклом, которые обвели тень человека темным контуром, а затем отдельными штрихами изобразили лицо, повернутое в профиль, детали одежды и т. п. В дальнейшем контур заполняли красками, глиной. Получался в первом случае рисунок (чаще всего в профиль, как на греческих вазах), во втором случае — рельеф. Греческий ученый-философ Афиногор прямо указывает, что открытие искусства рисовать состояло в обрисовке тени. По его рассказу так, например, поступил художник Саврий с острова Самос, который обрисовал тень лошади… Французское слово «барельеф» означает «низкий рельеф» («ба» — «низкий», «рельеф»— от итальянского слова «рилиево»— «выпуклое изображение на плоскости»).
18
Керамос — по-древнегречески «глина», отсюда происходит и общее название всех видов изделий из обожженной глины — «керамике», или «керамика».
19
Лета — в древнегреческих мифах река забвения, протекающая в царстве мертвых, в подземном мире. Глоток воды из «реки забвения» заставлял прибывших в царство мертвых забыть землю и жизнь на земле.
20
Xарон — по представлениям древних греков, как и многих других народов мира, где-то на западе на краю света или под землей находилось царство мертвых Аид (оно же Гадес, Тартар, или Эреб), отделенное от царства живых рекой Океаном, или Стиксом. Естественно, греки полагали, что души умерших и Аид перевозит на челне специальный перевозчик душ — Харон, которому необходимо платить монету за переправу через Стикс. Согласно погребальному обряду древних греков, умершему покойнику клали в рот мелкую монету для уплаты Харону. У жителей древней Италии — этрусков — Харон считался богом смерти. Клятва водой Стикса считалась для людей и богов самой нерушимой и священной.
21
Арей, или Арес (у римлян — Марс), — бог войны, сын Зевса. Изображался молодым, атлетически сложенным мужчиной, в боевом шлеме, часто с копьем. Интересно, что в Греции, являясь олицетворением воинственной ярости, Арей мало почитался (не известно ни одного храма Арея). Зато в Древнем Риме Арей — Марс был одним из известнейших богов: ему был посвящен специальный храм, построенный на Марсовом поле — месте военных парадов. Марс считался отцом легендарных основателей Рима — Ромула и Рема. Этому божеству была посвящена одна из планет, получившая за свой кроваво-красный цвет (цвет крови) имя Марса; кроме того, в первом месяце римского года и честь Марса проводились торжественные празднества с воинскими упражнениями и военными плясками, парадами. Этот месяц тоже называется в честь Марса март…