О связях же древних литовцев с древними трипольцами пока ничего не известно[38]. Но, помните, мы говорили о том, что предки индийцев представляли себе строение мира точно так же, как трипольцы? Так вот, предки индийцев говорили на санскрите. А в санскрите, когда его изучили по рукописям, оказалось очень много совпадений с литовским языком.
И более того, в языках славянских народов, во французском, немецком и английском, иранском, греческом и других встречаются слова, корни которых есть в санскрите. Это значит, что мы сегодня говорим друг с другом о наших делах, а в нашей речи нет-нет да и мелькнет след того праязыка, на котором тысячи лет назад говорили индоевропейцы[39], расселившиеся от Антлантики до Индийского океана, на котором в Индии была рассказана «Ригведа» — миф о строении мира.
Так не лежит ли ключ к тайне санскрита в трипольской культуре? Кто знает сейчас, куда и как исчезли трипольцы и не они ли связали в один узел все концы?
Это предположение можно доказать, а доказательства можно опровергнуть. Но мне все-таки хочется верить, что кто-нибудь когда-нибудь сумеет разгадать значение загадочных спиралей на трипольских горшках[40]. А пока тот, кто разгадывает истинный смысл трипольских рисунков, волей-неволей связывает вместе:
древнейших завоевателей Индии;
мифы древних литовцев;
всех нас, говорящих на языке, где есть слова с корнями санскрита;
трипольские горшки, которые еще лежат в земле; и — горшок, сохнущий на заборе возле украинской хаты, коричневый, блестящий, на котором уже в наше время деревенский гончар почему-то нарисовал туго закрученные белые спирали.
Глиняные летописи
Я люблю Молдавию. Молдавская земля лежит мягкими холмами, холмы похожи на волны моря, которые вдруг кто-то остановил, и волны окаменели, заросли травой. По холмам тихо ползут белые кудрявые бараны, над холмами плывут белые кудрявые облака.
Ниже, у подножия холмов, — села, голубые и белые домишки среди кудрявых деревьев, будто в густой траве певчие птицы снесли белые и голубые в синюю крапинку яйца.
Люди в молдавском селе живут красивые и ласковые. У них темные волосы, смуглые руки, движения мягкие и плавные, как у танцоров. Все, что они делают, получается как — то особенно ловко и красиво: красит ли молдаванин дом свой синькой; режет ли хозяйка хлеб, прижав к груди большой румяный каравай, заплетенный в тугие хлебные косы; лепит ли гончар кувшин, гладя глину пальцами, тонкими и проворными, как у пианиста; поют ли девушки старые песни, собирая виноград по склонам холмов…
Бурной, печальной и сложной была история Молдавии. По земле молдавской шли племена, орды, полки, народы, семьи, таборы…
Спит история под молдавскими холмами.
Спят костяные иглы, оброненные первобытным человеком у костра.
Спят глиняные черепки трипольского горшка, который разбился шесть или пять тысяч лет назад.
Спят кинжалы, какие делали люди бронзового века.
Спят скифские мечи в узорных ножнах и оружие загадочных киммерийцев[41].
Спят алтари неведомых кровожадных богов, на них запеклась черная кровь людей и животных.
Улыбаются во сне мраморные греческие богини.
Хмурят брови суровые римляне на позеленевших монетах, у них тяжелые подбородки, а головы закованы в крепкие шлемы.
Спят тюркские[42] и монгольские[43] повозки, прошедшие путь от Байкала до Дуная — треть земного шара.
Спят ржавые русские плуги, прялки болгарок и нарядные пояса албанцев-переселенцев шириной в четыре ладони…
Можно узнать историю земли, копая эти холмы, читая старые книги. Но можно узнать ее и по-другому. Я поведу тебя не на раскопки, и не в библиотеку, и не в старинную крепость, где находили древние пергаментные грамоты, свернутые в почерневшие трубки.
Я поведу тебя в мастерскую деревенского гончара, потому что история Молдавии записана также на горшках, кувшинах и мисках.
Мой «историк» — гончар. Зовут его Аурэл Горе. Он сидит в покосившемся сарае, в самых старых штанах, залепленных глиной так, что и не видно, какого они были цвета. Руки у него серые, будто на нем глиняные перчатки до локтя. И в черной бороде тоже немало глины. Жена говорит ему строго:
— Аурэл, если с тебя соскрести всю глину, хватит на добрую миску.
Аурэл молчит. Он сидит за гончарным кругом — круг его похож на огромную катушку без ниток. В общем, это два круга, нижний и верхний, соединены они железным стержнем.
Нижний круг Аурэл подталкивает босой ногой, и вся «катушка» начинает вращаться, все скорее и скорее, набирая бешеную скорость.
На верхнем круге, в самой середине, лежит ком мокрой глины — плотный глиняный каравай. На его боках аккуратно лежат ладони Аурэла. Поехали! И завертелась карусель бешеным вихрем, а из серого вихря растет, растет, как стебель, кувшин, тянется вверх узким жаждущим горлом.
Под потолком мастерской — полки, на полках — горшки, и кувшины, и миски разной формы: круглые и длинные, широкие и узкие, с ручками и без ручек. Подсыхают, прежде чем уйти в печь, вырытую в огороде за сараем.
А те, что уже из печи вышли, стоят на полках в мастерской, выстроенные в длинную звонкую шеренгу.
В этой шеренге тоже история молдавской земли, потому что мастер — настоящий художник: он любит не только свои изделия, а бережно хранит и те, что достались ему от других мастеров, от других времен. Он не археолог, не ученый, и сосуды на полках не снабжены табличками с цифрами веков и названиями культур. Они, эти горшки, миски, кувшины, стоят вперемешку, как попало, без оглядки на даты и стили, и я расскажу вам о них в том порядке, в каком довелось мне снимать их с полок и рассматривать.
Посмотри, какой нарядный кувшин. Как пышно он разукрашен, какие по нему гуляют волны, вдавленные в его стенки. По крутым бокам — острые короткие полоски, будто глину причесывали гребенкой, на горлышке — венок. Разнаряжен кувшин, как невеста, — кажется, сейчас пустится в пляс. Щелкнешь по нему — он звенит и поет; не кувшин, а музыкальная шкатулка.
Еще бы ему не быть нарядным, если он вышел из краев, где всё наряжают: дома, лавки, полки, окна, и стены, и крыши, и ворота, и забор, и рубаху, и юбку, и платок, и фартук. Родина его — Балканы и Дунай, родители — сами молдаване, а родственники — румыны и болгары. Так заведено в их селах, что если любая вещь не украшена, значит, с хозяином приключилась беда. Каждая хозяйка дом разрисует, будто это не дом, а вывеска цветочного магазина. Хозяин каждую дощечку забора так выпилит, будто это не доски, а кружева. В доме выставка красивых вещей: все тарелки расписаны цветами и птицами, все нарядные горшки, все кувшины не в шкафу спрятаны, а развешаны по стенам, как картины.
У венгров в праздники женщины в селе надевают кофты с кружевными манжетами величиною чуть ли не с колесо от телеги. А в Румынии есть деревни, где женщины и в будни ходят в черных одеждах, вышитых густо золотыми и серебряными нитками.
Известно, что горшки всегда похожи на своих хозяев. Что ж удивляться, что самый нарядный горшок в Молдавию пришел из Балканских и Дунайских краев?
38
Трудно, а порой и невозможно говорить о родстве древних народов, оставивших после себя те или иные следы, с современными народами, основываясь лишь на сходстве отдельных признаков исчезнувшей и ныне существующей культуры (в том числе на сходстве таких ее элементов, как орнамент или мифы). Отдельные элементы материальной культуры (как и мифы, предания, сказки) могут исторически переходить от одного народа к другому, к третьему и т. д. и существовать затем у многих народов, совсем не родственных первому. Так, ученые (историки, лингвисты, археологи, этнографы) еще не могут окончательно связать скифские племенные группы районов Евразии — скифов-пахарей, скифов-земледельцев, будинов, невров и др. — с современными существующими народами. А ведь народы и племена «скифского времени» жили на территории юга нашей страны «всего» каких-то две тысячи лет назад. Что же говорить о народах еще более глубокой древности, какими были трипольцы, обитавшие в тех же приблизительно районах 6–5 тысячелетий назад?
39
Индоевропейцы — народы, говорящие на языках одной, ныне широко расселившейся семьи (группы) родственных языков — индоевропейской. Сейчас лингвисты относят к ней следующие языки (и народы, на них говорящие): индоарийский, иранские, славянские, балтийские, романские, германские, кельтские (сохранившиеся у некоторых групп Западной Европы), армянский, албанский, греческий и некоторые из древних ныне «вымерших» языков Европы и Азии. Из 10 больших языковых семей, существующих сейчас на земном шаре, индоевропейская семья включает в себя почти половину человечества — более полутора миллиардов человек — и шире остальных языковых семей расселена по земному шару. До сих пор, однако, не установлено ни время, ни место формирования индоевропейцев (одни исследователи называют «прародину» этих народов в районах между Прибалтикой и Дунаем, другие — в степях Причерноморья, Прикаспия и Поволжья). Время образования индоевропейских народов тоже определяют по-разному: от X тыс. до н. э. и IV —111 тыс. до н. э. На этот счет существуют разные мнения.
40
Как указывалось выше (см. сноску 33), на смену земледельческо-скотоводческой трипольской культуре с ее разрисованной керамикой во II тыс. до н. э. приходит древнеямная культура скотоводческих пастушеских племен со шнуровой керамикой, постепенно вытеснившая трипольскую культуру, а частично слившаяся с ней. Если трипольские племена продвигались на Средний Днепр из районов Молдавии и Восточного Средиземноморья (по одной версии), то носители шнуровой керамики, наоборот, пришли в эти районы с юго — востока: из волго-донских и урало-каспийских степей. При этом, как указывают одни исследователи, между двумя группами не наблюдалось никакого этнического, хозяйственного и культурного родства. Другие, напротив, видят в них две группы (западную и восточную) близкородственных народов — древних индоевропейцев. По крайней мере, на территории, занятой «трипольскими культурами», впоследствии оказываются родственные фракийские и киммерийские племена, относившиеся к древним индоевропейским народам. О носителях шнуровой керамики исследователи говорят (правда, опять-таки предположительно), что они тоже были предками части индоевропейских народов. А уже в «срубниках» — родственниках и, может быть, потомках древнеямных племен со шнуровой керамикой — ученые видят предков позднейшего ираноязычного населения Причерноморья: различные племена скифского времени.
41
Киммерийцы — «загадочный» народ, обитал в Причерноморье (от Дона до Дуная) до прихода в эти районы в VIII–VII вв. до н. э. скифов, вытеснивших киммерийцев и изгнавших их за Дунай, на Балканы и в Малую Азию. Древние греки называли этих (предположительно тоже ираноязычных) предшественников скифов «киммерийцами». Ассирийцы — жители горных районов Малой Азии, создавшие в I тыс. до н. э. мощное рабовладельческое государство Ассирию, — называли киммерийцев «гимирраи» или «гимирри». Слова с этим корнем сохранились в грузинском и осетинском языках: «гимири», «гумери» (осетинск. «великан», «идол»), «гмири» (грузинск. «богатырь», «герой», «исполин»); отсюда происходит и русск. «коумиръ», «коумирь», — «кумир», «истукан», «идол», заимствованные из кавказских языков. Во времена существования греческих колоний в Причерноморье Керченский пролив носил название Боспор Киммерийский, а Крымский полуостров назывался Киммерия, где жили родственные киммерийцам племена тавров (отсюда более позднее греческое название Крыма — Таврида).
42
Тюрки — «тюрки» на древнетюркских языках означало буквально «крепкие», «сильные», «мощные» — целая группа кочевых народов, сложившихся в первой половине I тыс. н. э. (до конца V в.) в лесостепных районах Алтая и его предгорий, а также в Монголии от смешения древних монголов-сяньбийцев, западных гуннов (хунну, сюнну) и других народов Алтая. Арабы стали называть тюрками всех воинственных кочевников Средней и Центральной Азии без учета их языка и этнической принадлежности, как в свое время древние греки называли собирательным именем «скифы» всех кочевников южнорусских степей. В VI–VIII вв. тюрки создали сильное государство — Тюркский каганат; в то же время или несколько ранее тюрки появились в Восточной Европе — в Поволжье, на Северном Кавказе, в Причерноморье и на Балканах. Впервые часть тюркоязычных кочевых групп приходит в степи от Волги до Дуная и оказывается в Западной Европе вместе с разноплеменной ордой гуннов, затем в степях вместе с аварскими ордами появились сменявшие друг друга тюркоязычные группы кочевников и союзы племен: болгары (булгары), хазары (древнерусск. козаре), авары (древнерусск. обры), буртасы, печенеги, торки, берендеи, черные клобуки, шельбиры, топчаки, ольберы и, наконец, большие племенные группы поздних тюркоязычных кочевников — половцы (кыпчаки, куманы).
43
Монголы — кочевой народ, или группа, племен (союз племен), сложившийся в степях Центральной Азии в XII–XIII вв. из разнородных кочевых групп: монголоязычных киданей, тюркоязычных племен и небольшой примеси тунгусских элементов. Наименование (этноним) «монгол» — «удалец» — как собирательное название всех этих кочевых групп и племен, возникло в XII в., но широкое распространение в степях Евразии получило в связи с обширными монгольскими завоеваниями в XIII в. В древности монголы называли себя «биде», что означало «мы» (то есть люди, народ); на Руси монголов называли «мунгал», «мугал», что соответствовало тоже древней монгольской форме этого слова — «могал», «могол». В средневековье монголы состояли из целого ряда племен, носивших свои собственные имена: найманы (от монг. «восемь» — то есть «союз восьми племен»), кереиты, меркиты, джалаиры, кара-китай, карануты, ойраты, борджигиты (к роду которых принадлежал Чингисхан и его потомки), татани («та-та» по-китайски, отсюда позднее — «татары»; это последнее название кочевников монгольского времени перешло в Западной Европе и на Руси на всех кочевников евразийской степи, как монголоязычных, так и тюркоязычных).