— Извините за опоздание! Можно войти?
— Да, конечно, Сергей… Вы сегодня наш личный спаситель, вам все можно, — улыбнулся Добрынин, но на Зайцева взглянул лишь мельком — все его внимание было приковано к той самой девушке, которая как раз убирала в рюкзак связку ключей. — Ну давай, милая, позвони мне потом, — вполголоса проворковал Илья Александрович, погладив по руке свою гостью. Та мгновенно засмущалась, тихо, но без раздражения шикнула:
— Папа… Ну!.. — а затем, разулыбавшись, развернулась и впопыхах зашагала мимо Сереги на выход. Он заметил, что они с Ильей Александровичем правда очень похожи: глаза и вовсе те же самые, и эта улыбка, округляющая яблочки щек… Добрыня продолжал смотреть ей вслед взглядом обезумевшего в своей влюбленности. Отеческим взглядом, вообще-то. Ему потребовалось огромное моральное усилие, чтобы выдохнуть и обратиться обратно к аудитории, неловко пробормотав:
— Прошу прощения… Это Зоряна, моя дочь.
В этих последних словах сквозила огромная гордость. «Фига себе», — пронеслось в голове у Сереги, когда он провожал взглядом убегающую девушку, а сам отправлялся на родное место за последней партой. Зайцева тронула странная радость за Илью Александровича. Чувство, которое посещает тебя перед еще одним доказательством отличных качеств человека. Чем-то таким, что в голове пролетает: «Эй, да он же реально классный парень!» И у Сереги пролетело. Он не знал, чему в этом случае удивляться больше: себе или тому, что он за кого-то порадовался…
Пара шла своим чередом; сначала они изучали новые техники, чтобы детализировать работы с прошлого занятия, после корпели над керамикой, задавали вопросы. Серегу немного отпустило положение вещей, настроение улучшилось. Он был тихим, вел себя идеально и почти все свое время посвятил грачу. Как оказалось, самому Зайцеву очень по вкусу пришлась дотошная работа — перья он делал с особенным удовольствием. А после долго вертел скульптуру на парте, рассматривая, как на новом интересном объеме играло уходящее из окон солнце или блики, что отражались от стен и ложились на глину приятным бежевым свечением.
— Молодец, Сергей, — подошел к нему в конце занятия Илья Александрович. — Не хочешь сделать композицию из нескольких птиц? Как бы вылетающих из барельефа? Работа сложная, но времени еще достаточно, а вы хорошо справляетесь.
И прежде чем Серега успел ответить, на плечо ему легла Добрынина ладонь — большая, тяжелая, горячая и мягкая. Зайцев удивленно уставился на преподавателя и поспешил отстраниться. Не потому, что это было неприятно. Напротив, слишком приятно. Серый даже испугался, что вся его игра из обычного желания победить зайдет слишком далеко.
— Спасибо…
Пара кончилась слишком быстро, как показалось Сереге, — впрочем, по причине его же опоздания. Зайцев попрощался с Добрыниным и только на выходе из университета вспомнил, что свой план с валентинкой не осуществил. Пришлось идти обратно.
— Твою мать, — с досадой проговорил Серый, ударив кулаком в ладонь. Аудитория была уже заперта, из щели между дверью и полом не брезжил свет. Делать было нечего. Он уже возвращался на проходную, уговаривая себя, что все произошло к лучшему, как вдруг его окликнул заведующий кафедры. Щукин куда-то спешил, сбивчиво попросил отнести папку на кафедру Илье Александровичу, всунул ее почти насильно в руки Зайцева и поскорее скрылся за поворотом. Последний удивился, завис, но повиновался. За знакомой тяжелой дверью не было слышно ни звука. Серый мялся пару минут, но постучал, а после и зашел.
— Передать просили, — отчеканил студент, протягивая вперед себя, словно защиту, темно-серую папку с документами. Добрынин сидел один, перебирая бумаги. Увидев Серегу, он неизменно улыбнулся:
— Спасибо, Сергей. Присядьте. Тут лишняя работа как снег на голову… Рыбкин на больничный ушел, а у второго курса в четверг на скульптуре ваяние с натуры. Меня назначили заменить. Я-то рад, мне сейчас лишняя практика не помешает. Но Василий Васильевич, хитрый дед, телефон выключил, а контакты натурщика не оставил. Два дня осталось. Уже думаем, может, смежное занятие провести с художниками — но у них натурщики сами знаете какие… А ребятам для скульптуры сейчас нужен кто-то подтянутый.
Илья Александрович вздохнул. Он забрал папку у Сереги, но задел локтем карандашницу на краю стола — все письменные принадлежности посыпались на пол. Послышался еще один тяжелый вздох, и Добрынин полез вниз. Серега было хотел сигануть следом, поддаваясь неясному порыву помочь преподавателю, но смог остановиться. «Дурак, валентинка же!» — ругал он себя. И тут же подложил в стопку контрольных по архитектуре, которая нашлась здесь же и которую Илья Александрович явно собрался забрать с собой, свое новое художество. А после пришла еще одна мысль: «Во, это я кошерненько зашел». Серый улыбнулся, осознавая то, что удача его не просто любит, она с ним почти взасос целуется.
— Эти творческие люди… — ворчал Добрынин. — Нет, я понимаю, но неужели нельзя держать все в порядке… Ищем план занятий этого Рыбкина с прошлого четверга…
— Ну… Хотите, я могу, Илья Александрович? Я красивый, — без какого-либо противоречия сообщил Серега то, что считал неписаной истиной. — И подтянутый.
— Что? — Добрынин вынырнул из-под стола и уставился на Серегу. Он запнулся, а потом затараторил, почти не делая пауз: — Нет, Сергей… В смысле, вы и правда в хорошей форме, но университет специально нанимает натурщиков, тем более что позировать нужно будет полностью обнаженным, а вы студент, вы здесь учитесь… — Воздух кончился. Илья Александрович замолк, отвел взгляд, бегло огладил бороду. Вот такие-то ситуации и выдавали молодых еще преподавателей. Добрынин, может, контакт находил легко — но непосредственно научно-педагогическая работа продолжала его пугать. Так в одночасье богатырь превратился в забавного увальня. — В любом случае я такого разрешения давать не вправе. В идеале это нужно согласовывать с деканатом. Но вообще нет. Нет, не надо ничего согласовывать, мы просто найдем натурщика…
— Вы думаете, я не очень красивый голый? — с давлением произнес Серый. И поймал себя на мысли, что это его действительно интересует. — Да ладно, Илья Александрович. Я даже без трусов хорош. У меня нет прыщей на заднице, например… И я умею позировать. Хотите, я у деканата спрошу? И что, что мне здесь учиться? — Серега невольно улыбнулся. — Типа они увидят мою задницу, обнаружат, что под трусами прячется жесть, и перестанут со мной общаться? Вы об этом?
— Нет, нет, я же говорю, я верю, я вижу, что вы в хорошей форме… Просто сама эта ситуация не очень хороша в дисциплинарном плане. Я не хочу, чтобы у других ребят было плохое отношение к вам, поскольку они увидят вас в таком беззащитном состоянии. — Добрынин смотрел на Серегу уже фактически умоляющим взглядом. — Ну в конце концов… С чего бы вам вообще хотеть такого…
— Потому что я красивый, — терпеливо сообщил Серега. Глупый преподаватель не понимал его с первого раза. — И быть натурщиком не стыдно. А красивым натурщиком — в почете, — Серый задрал нос. Но вдруг в светлых глазах заиграли бесята. Студент решил сыграть на отеческих чувствах Ильи: — Да и вы будете рядом.
— Но…
И все. Впервые Добрынин не мог ничего ответить Сереге. Впервые попался в эту ловушку без выхода. Илья Александрович снова пригладил ладонью бороду и отвел взгляд к окну. Какое-то время он еще думал, и только когда Серега зашевелился, ответил:
— Ладно. Я передам о вашем желании Щукину. Но вы не очень хорошо понимаете, о чем просите, Сергей. Так мне кажется. Вы понимаете, что в таком деле у натурщиков-мужчин часто… возникает эрекция? Это, поверьте, не то же самое, что рисовать обнаженное тело из головы. Даже на глазах преподавателя. На вас будут смотреть тридцать человек.
— Я понимаю… Илья Александрович! Ну я же уже блатной, я проходил все это и видел натурщиков-мужчин, — снисходительно пояснил Серый. Без публики, без общества он умел быть приятным парнем. Спокойным и где-то рассудительным. Но Добрынин не знал, что на деле все это было необходимо студенту для задуманной шалости. — И если у меня встанет, то плакаться в жилетку вам буду. Ок?
— Ладно… Ладно, Сергей, это ваш выбор… — примирительно вскинул руки Илья Александрович. — Я все сказал. Мы решим этот вопрос с заведующим кафедрой и деканатом. Если да, то да. То — я приглашу вас… Но до тех пор гарантий давать не буду.