— Да, спусти. И садись тогда животом на спинку, — Серега немного поднял спинку кресла, чтобы девушке было удобнее. Помог Зоряне забраться, ощущая лопатками пробивающий всякую ментальную защиту взгляд. Сам Зайцев отправился к столу, с важным видом обогнув Добрынина и не удостоив его даже малейшим знаком внимания, забрал эскиз и вернулся. Где-то позади них забежал в кабинет и начал копошиться Валера, объяснять Илье Александровичу, что ходить вместе с дочерью теперь не обязательно при наличии подписанного заявления. Тот ожидаемо отказался. — Реальный размер делаем? То, что на листе, то и на лопатке? Или меньше? Или больше?
Вместо мгновенного ответа Зоря обернулась на Добрыню. Тот, прищурившись и присмотревшись к эскизу, ответил:
— Я думаю, реальный. Отлично ляжет…
— Ну, значит, реальный, — удовлетворилась девушка, отстегнув сзади бретельку и мило обняв спинку кресла, на котором сидела. — А мне тебя… вас… назвать как? Сергей? Серега? Вроде уже не совсем чужие люди… а в такой-то обстановке… — Похоже, шутить и кокетничать Зоряна могла без остановки. Серый хмыкнул, постучав пальцами по лопатке в местах, где для себя отметил края рисунка.
— Серега, Серый, Зайцев. И можно на «ты». Сейчас буду обеззараживать и обезжиривать, — четко определил он задачу, как привык делать с совсем юными клиентами, пришедшими с родителями. Последние любили все знать и держать под контролем, чувствовать каждый шаг и интересоваться каждой мелочью. Да и Зоряна с Добрыниным — особая категория. Серега чувствовал себя как на экзамене. Он открыл белую пластиковую бутылку с антисептиком, в нос ударил неприятный запах. Скоро кожи девушки коснулся ватный диск, а средство было равномерно распределено по лопатке. Потом еще одно, но теперь уже зеленоватого цвета. И Серега схватился за оранжевую гелевую ручку. Лист с рисунком он вручил Зоряне. — Подержи, пожалуйста. Я пока нанесу контуры.
— Ну а меня можно — Зоря, — разулыбалась та, рассматривая рисунок, который вскоре станет украшением юного тела. — А многоуважаемый Илья Александрович в представлении, думаю, не нуждается… Кстати, пап, ты сам-то не дозрел?
— Я давно дозрел. Только платить кто будет? Если у тебя есть предложения, я их с радостью выслушаю… — Добрынин был мягок и игрив в общении с дочерью. Очевидно, выбранная Серегой политика подотчетности в каждом шаге его несколько успокоила, и во взгляде из-под суровой отчужденности проглянуло любопытство.
— У нас можно в рассрочку, — вставился Серый, как истинный торговец: на спрос выдал предложение. — Без процента, накрутки и с минимальным первым взносом… И мастеров много хороших, если я не устраиваю. — Тем временем по коже на лопатке девушки плавно скользила гелевая ручка. Серый часто бросал взгляд на рисунок, но рука шла легко, несмотря на волнение. — Переношу контуры. Перенесу — будем бить их. Самое сложное в татуировке для клиента именно это. Болезненно. Но стоит привыкнуть — и все сложится. Как ты относишься к боли, Зорян? Если что, можно обезболить, но это может повлиять на пигмент.
— К боли? Нормально. Ну, в смысле, я потерплю. Не хочу, чтобы что-то влияло на результат работы, — задумчиво протянула Зоряна. — А вы, если что, будете меня жалеть и целовать. Мы справимся, — рассмеялась она. Серега усмехнулся, но внутри все сжалось от испуга и неуверенности.
— Я надеюсь, поцелуев ты ждешь только от меня, а не от Сереги? — переспросил Добрыня. Серега закатил глаза и был рад тому, что этого никто не увидит, кроме синицы на листе. Да и отвлекаться ему было нельзя.
— А почему нет? — не унималась его дочь.
— Эй! Зоря. Я ведь буду ревновать…
— Кого? — сощурилась она, оглянувшись. А Добрыня уже чуть не краснел — пыхтел, сопел, скрипел стулом. Зоряне оставалось только сдаться: — Ладно-ладно, конечно, меня. Не переживай, папочка, подуешь мне на плечико и все пройдет, никого целовать не надо. Ну, начнем? — она выдохнула, собираясь с духом, когда почувствовала, что ручка перестала щекотать спину. Серега включил приготовленную тату-машинку, стараясь казаться безучастным к разговорам Добрыниных, и приступил. Он сначала прижал девушку рукой к спинке кресла, чтобы она не дергалась при первом проникновении иглы. А после отпустил, отдавая все свое внимание инструменту.
— Терпимо? — поинтересовался Серый, когда одна из линий уже заметно потемнела на фоне прочих.
— Да, все отлично, — ответила Зоря. Нет, она все же вздрагивала немного. Но не скулила, не дергалась слишком сильно и в целом хорошо справлялась. Чтобы отвлечься, она продолжила болтать с Серегой: — А когда ты вообще начал заниматься татуировкой?
— В твоем возрасте. Я начал с того, что забил портак прямо на икре. Потом до меня дошло, что это не очень красиво, когда кто-то из знакомых высмеял ее. Тогда я решил, что, наверное, следует подойти к этому с умом и все сделать в едином стиле. Ну и… лучше, чем я, никто не нарисует. Да и не нашел никого, кто мог бы воплотить задумку в том стиле, который мне представлялся. Так и пошло. Типа, я научился делать тату, чтобы забить себя. А потом сам себе рекламой стал. Люди спрашивали, кто сделал мне татуировку, не мог бы я дать контакты… — Серега улыбнулся воспоминанию. — А недавно решил, что хочу связать с этим жизнь… Чтобы в ней было чуть больше смысла… Вот, например, сейчас у нас акция: людям со шрамами татуировку поверх делаем с огромной скидкой. В зависимости от шрама, но там от пятидесяти до семидесяти пяти процентов. Так что если у тебя кто-то есть с подобным, пусть приходят… Правда, одно «но», делать будут только у меня и только в моей стилистике, — Серега прервался, проводя пальцем по новому контуру. Гелевая ручка стерлась, являя ему четкую картинку. Зайцев удовлетворился тем, что увидел, и продолжил.
— Очень мило, — воодушевилась Зоряна. — Ну, я тебе точно клиентуру организую, думаю, потому что… я в своей компании самая младшая, а башню у меня срывает раньше всех. Сам понимаешь, какая реакция будет, когда ребята увидят твое творение. А еще у папы ведь есть шрам! И ты хотел его перекрыть, да? — она едва удержалась от того, чтобы не развернуться круто к Добрыне. Живая была девица, порывистая. И оттого казалась совсем непохожей на отца, который на контрасте с ней вдруг стал казаться не просто сдержанным, а на самом деле очень зажатым. Серега заметил краем глаза, как Добрыня вздохнул и дернулся, словно его насильно выдернули из какого-то уютного угла, выстроенного из молчания и скрытности.
— Ну да, хотел, но небольшую… Сергей мне уже как-то готовил эскизы. Медведя и снегиря… Но я до сих пор боюсь подумать о том, сколько такая работа может стоить, — Илья Александрович неловко усмехнулся, опуская взгляд.
— Ага! Значит, пользуешься полномочиями, да? Эксплуатируешь своих студентов? — захихикала Зоряна. — И почему это я тогда не от тебя узнала о замечательном Сергее, раз ты был уже на полпути к тому, чтобы стать его клиентом?
— Ну, твой отец решил, что эксклюзивные именные эскизы — это вещь бесплатная и по знакомству. И даже не оценил масштаба моей щедрости, — ухмыльнулся Серега. Наконец-то! Наконец он мог ввернуть в разговор свои пять копеек и при этом не казаться обиженным юнцом. — Но вообще у меня даже есть скрины на телефоне его возможных будущих тату. Видно, не понравилось ему просто. Но тебе могу показать в перерыве, — Серега вдруг сильнее сжал оборудование, отчего резиновая перчатка на его руке скрипнула.
— Нет. Мне понравилось, — вдруг неожиданно резко одернул Добрынин. Но потом его голос постепенно стал тише, мягче. Слишком уж хорошо Илья Александрович за время работы в университете научился работать интонациями. — Но у меня не было возможности продолжить этот разговор. Да и не до того потом было…
— Хочу! — перебила его Зоряна. — Хочу эскизы, да-да-да, конечно! А если у меня будет синица, а у отца — снегирь, это же вообще круто! Очень по-семейному получится. Пусть все завидуют. Пап, ты точно не хочешь начать сразу за мной? На шраме сэкономишь. И мастера уважишь…
— Даже если хочет, то ему придется ждать своей очереди. Не особенный, — ухмыльнулся Серега, делая интонации максимально шуточными. Внешний контур был за разговорами фактически завершен. Наверное, это была самая увлекательная его работа: приходилось гадать, просчитывать шаги, думать, а еще и рисовать. И хорошо рисовать, иначе бы ему открутил голову Добрынин! Но еще больше прочего ум Сереги занимала мысль о странной шутке, которую выдала девчушка, про ревность. Интересно, думалось Серому, это она всерьез или просто «пальцем в небо»? — Я закончу контур и в перерыве покажу тебе. Знаешь, как я старался. Три дня рисовал запоем! Думал, он мне поставит оценку какую. Но хер там был…