По настоянию Айвара, сюда они приехали на его «Шевроле Ниве» – он заверил Налию, что это гораздо более выносливая машина для африканской глубинки, чем ее изящный «Инфинити».
– И вообще, ездить на роскошной иномарке – признак неуважения к народу, а ты ведь как-никак служишь на его благо, – поддел он подругу.
– Можно подумать, у тебя машина отечественного разлива, – отозвалась Налия, – Или я что-то пропустила и Эфиопия уже вовсю осваивает мировой автомобильный рынок? Может быть, тебе просто очень хочется почувствовать себя главой семьи, везущим свою женщину на кровно заработанной машине?
– Да мне это добро даром не нужно! – усмехнулся Айвар, – Если бы я был главой, то и жил бы сейчас, как те, к кому мы едем в гости: в хижине без удобств, с кукурузной кашей на завтрак, обед и ужин и неграмотной сварливой женой. А так я ночую в роскошном доме и в объятиях состоятельной ухоженной красавицы, которая варит мне кофе и печет булочки. И напрягаться особо не надо!
Тут Айвар лукавил, и Налия это прекрасно знала. Его работа медбрата в крупнейшем городском госпитале уж точно не была легкой: дежурства в «грязных» зонах, разъезды по регионам с вакцинами, опека тяжелобольных и умирающих, которую он брал на себя добровольно, – и стоила, на ее взгляд, гораздо больше, чем он получал. И даже комфорт, который любимая девушка могла ему обеспечить, едва ли это перекрывал. Но она знала, что Айвар не любил подобных разговоров, и охотно поддерживала его шутки на этот счет.
И идея организовать новогодний праздник в деревне, где жила наставница Налии, принадлежала именно ему. Это место, с сухой потрескавшейся землей цвета сепии, обжигающим ветром, низкорослыми кустарниками и бледно-голубым небом, напомнило Айвару деревню, в которой он сам рос. Но в отрочестве все это нагоняло на него лишь тоску, а сейчас в душе давно прояснилось, и фасады хижин с ярко раскрашенными дверями казались не менее уютными, чем вычурные дома на юге Франции или Италии.
– Чистой воды только сюда надо побольше, и тогда станет не хуже, – вздохнула Налия, когда он поделился с ней этими наблюдениями. Со стряпней было уже закончено, и она вышла во двор посмотреть на итоги его труда, а потом они присели на приземистую деревянную скамеечку.
– Что же, сегодня можно загадать такое желание, – лукаво улыбнулся Айвар, – Ведь это будет волшебная ночь, верно?
– Все, что касается ночей, зависит от тебя, красавец мой, – заметила Налия, потираясь щекой о его шею, – И по-моему, они у нас всегда были волшебными, что в пятизвездочных отелях, что в провинциальных ночлежках.
– Вот и посмотрим, могу ли я еще чем-нибудь тебя удивить, – отозвался Айвар и положил руку на плечо девушки. Она доверчиво прижалась к нему.
Айвар всматривался в просторы, будто написанные голубой акварелью на желтоватом листе бумаги, а потом испещренные броскими пятнами человеческих фигур – платьями, платками, тюрбанами, старыми спортивными костюмами, в которых ходила молодежь. В такие моменты задумчивости в его карих глазах ненадолго появлялись золотые искорки, из-за чего, по мнению Налии, многие крестьяне и подозревали его в колдовстве. Только одни осуждали и боялись, а другие, как тетушка Менен, одобрительно качали головой и говорили: «Ты, Айви, и солнце бы закатил, если бы пожелал, а выбрал славный путь, правильный».
Словно в такт мыслям Айвар стал напевать вполголоса, постепенно усиливая ритм на манер старых негритянских песнопений:
– I believe, oh I believe
That there‘s so much more than we can see…
– I believe, do you believe
That there’s more to life, there's more to life than this, – подхватила Налия.
Уже в два голоса, плавно и сочно перекатывая цветистые звуки, они запели дальше:
– Should I call you Jesus or should I call you Buddha,
Don’t you know Jehovah, he read the cabbala,
Should I talk to Allah, does it really matter?
God is god by any god-given name.
Понемногу в деревне становилось все более шумно: желто-зеленый микроавтобус привез из школы местную детвору, которая сразу заинтересовалась рисунками Айвара. Осенью, когда крестьяне справляли Энкутаташ, ребята всегда плели веночки из желтых цветов и раздавали соседям букетики в надежде получить за это монетки или еще какие-нибудь приятные мелочи. И таинственные бело-голубые узоры на глиняной стене тоже показались им цветами невиданной породы. Некоторые тут же попросили дать им порисовать, и Айвар охотно поделился кистями и красками.
Но тут тетушка Менен сказала Налии, что пора обедать, и родители, созывающие увлекшихся отпрысков, выразительно ее поддержали. Дети разбежались по хижинам: общий праздник ожидался позже, когда солнце уже будет на исходе.