Урартская печать (вверху), оттиск ее цилиндрической части (в центре) и оттиск нижней части (внизу).
Обследовав скалу, А. А. Ивановский решил было строить леса, но от этой мысли пришлось отказаться. Поблизости не было лесоматериалов, а привозить их сюда за десятки километров в те времена было слишком сложно. Невыполнимой оказалась и другая идея — набросать возле скалы большой каменный холм и по нему добраться до заветной надписи, — это отняло бы много времени, сил и средств.
Выход был найден весьма оригинальный. В арбу впрягли двух буйволов и погнали их в воду. «Наша цель была та, — пишет А. А. Ивановский в своем отчете об экспедиции, — чтобы буйволы обогнули водой те громадные камни, которые лежат у берега и по которым не было возможности провезти арбу, и подвезли бы последнюю к скале, под надпись. После многих неудачных опытов (буйволов никак не могли заставить плыть в сторону надписи) цель была, наконец, достигнута, и арба очутилась под надписью. На арбу поставили стол, на стол — табурет, на табурет — стул, на стул — еще маленький табурет, связали всё это кое-как имевшимися под руками ремнями и веревками, и через минуту я уже стоял против надписи».
Крылатый лев с человеческой головой. Деталь трона урартских царей.
Взгромоздясь на это шаткое сооружение, ученый до наступления темноты очищал и промывал попорченные временем и наносами клинописные знаки. Без этого нельзя было сделать точного оттиска с текста.
Весь следующий день ушел на снятие надписи на полотно с помощью специальной щетки, валика и типографской краски — работа чрезвычайно трудная и кропотливая.
«Как бы то ни было, — отмечает А. А. Ивановский, — дело понемногу подвигалось всё-таки вперед, и к шести часам вечера эстампаж почти заканчивался. Но, к несчастью, в это время подул довольно сильный ветер, полотно начало отставать от скалы, я всеми силами спешил окончить работу, но вдруг налетел страшный вихрь и прежде, чем я успел что-либо предпринять, сорвал со скалы и понес мой снимок. Я хотел в воздухе удержать его, совершенно забыв, на какой шаткой почве стою, и, потеряв равновесие, в одно мгновение со стулом и табуретами очутился в воде. А между тем мой снимок плыл по темносиним волнам Гокчи [Севана], уносимый ветром к восточным ее берегам, и вскоре совсем исчез из виду. С таким печальным результатом закончил я в этот день свою работу».
Эстамп урартской клинообразной надписи, снятый А. А. Ивановским.
Но неудача не обескуражила А. А. Ивановского. На следующий день он возобновил свои попытки сделать эстамп с этой, не дающейся в руки, надписи. И в конце концов добился своего.
Обширный текст, расшифрованный М. В. Никольским, повествовал о 28 странах, покоренных урартами во второй половине VIII века до нашей эры, и о постройке города Тейшебаини. Опубликование этой надписи вызвало большой интерес среди ассириологов и урартоведов всего мира.
Верхняя часть колчана урартского царя Сардури. Хранится в Государственном Эрмитаже в Ленинграде.
Довольно успешно начались работы по изучению урартских древностей в пограничной турецкой крепости Баязет. Раскопки сулили очень многое. Но турецким властям пришлась не по вкусу деятельность русского археолога. Все сделанные им научные записи были отобраны и дальнейшие раскопки запрещены.
Лишив археолога возможности работать, турки запретили ему и возвращение на Родину. «Приказание генерал-губернатора было исполнено с замечательной точностью, — не без иронии вспоминает ученый. — На дорогах, ведущих в Алашкерт [турецкое селение] и на русскую границу, было поставлено по отряду всадников, а квартира, в которой я жил, стала охраняться „заптиями“ [жандармами], зорко следившими за мной и сопровождавшими меня всюду, куда бы я ни пошел».
Щит урартского царя Сардури. Чеканные изображения.
Обманув бдительность своей стражи, А. А. Ивановский вернулся в Россию… через Иран. Он тайно перебрался через турецко-иранскую границу и был уже вне пределов досягаемости для турецких властей. В трудных и неблагоприятных условиях работал талантливый русский археолог. Ограниченный в средствах, он часто был лишен самых необходимых ему помощников. Многие места, которые он изучал и в которых велись раскопки, были необжитыми, лишенными жилья и дорог. Описывая свой путь из села Надеждино по восточному берегу озера Севан, А. А. Ивановский вспоминает: «Вся эта часть, вплоть до самого северного берега, совершенно безлюдна, и трудно себе представить местность более дикую, более пустынную, более непроходимую и непроездную, как эта… Ни дорог, ни тропинок никаких нет, и потому сплошь и рядом приходилось попадать в такие места, из которых, чтобы так или иначе выбраться, нужно было потратить несколько часов».