— Род, это я, Френк.
Дверь отворилась, и он увидел Родштейна в длинной ночной сорочке.
— Я всегда думал, что вы психопат и рано или поздно плохо кончите. Входите.
— Спасибо за правду, Род. Меня разбудил бой ваших часов. Я решил посмотреть, как вы потягиваетесь в постели…
Родштейн, не отвечая Френку, пошел в глубь квартиры, на ходу поворачивая выключатели. В квартире Родштейна царил безнадежный, пропитанный сигарным дымом беспорядок.
— Садитесь, — сказал Родштейн, указывая Френку на диван. — Что будете пить?
— Что угодно.
— У меня есть замечательный ром. Хотите крепкого чаю с ромом? Я сейчас заварю.
— Хорошо. Признаться, хочу.
Родштейн зашаркал туфлями и скрылся на кухне.
— Я, между прочим, придумал, как лучше эвакуировать газ из инжектора, — сказал Родштейн.
Френка всегда восхищала особенность немца говорить о самых интересных вещах сонным, будничным тоном.
Родштейн налил два стакана очень крепкого чаю и влил в каждый из них по стопке рома.
— Пробуйте. По–моему, здорово.
Френк жадно хлебнул сладковато–горькой горячей жидкости.
— Ну, как? — спросил Родштейн.
— Хорошо. Мне повезло, что вы мой сосед. Плохо, когда соседи трезвенники.
— Когда вы обзаведетесь детьми, вам будет все равно, кто у вас соседи.
— Род, а вы верите в бога? — спросил Френк.
— Типичный вопрос полуночника. Во время бессонницы в голову приходят идиотские мысли.
— Все равно. Скажите, вы верите в бога?
Родштейн пожевал кончик спички.
— Нет, не верю, — сказал он.
— Почему?
— Потому что я не знаю, для чего он нужен. С меня достаточно того, что в природе все подчинено строгим законам.
— А вам не кажется, что кто‑то эти законы установил?
— Нет, не кажется. Если бы их устанавливал какой‑то высший разум, они были бы значительно умнее. Я не могу согласиться с мыслью, что высший разум, бог, создал людей для того, чтобы они посвящали свою жизнь поискам средств убивать друг друга. Здесь нет логики.
— Когда вы говорите о логике, вы имеете в виду нашу, человеческую логику. А может быть, есть другая, высшая логика, — сказал Френк. — Может быть, логика во втором начале термодинамики: хаос должен восторжествовать. Для торжества великого хаоса нужен примитивный человеческий разум. Вы поняли?
— Ерунда. Логику мы не придумываем. В нашу голову ее вложила природа.
Френк пожал плечами и выпил несколько глотков чая. Потом вдруг спросил:
— Как вы думаете, страшно умереть?
Родштейн перестал пить.
— Вам, Френк, нужно хорошенько отдохнуть. Почему вы об этом думаете?
— Не знаю, не знаю. Может быть, просто потому, что мы так часто смотрим на нашу смерть, которая непрерывно колеблется там, в этих проклятых магнитных ловушках. Иногда я думаю, что было бы, если бы кто‑нибудь взорвал электростанцию на Овори или просто выдернул рубильник, который подает энергию на наш остров.
— Послушайте, Френк. Я не знаю, к чему вы затеяли этот разговор. Мне только известно, что не стоит взрывать электростанцию на Овори. Ведь рубильник, питающий ловушки, в нашей лаборатории. Если у вас в мозгу завелись такие мысли, лучше откажитесь от работы. После разговора с вами мне не очень нравится, что вы хозяин рубильника, который питает хранилища с антивеществом.
Френк засмеялся.
— Вы трусите, Род?
— Нисколько. Я не верю, что вы когда‑нибудь решитесь выдернуть рубильник. Вы слишком сильно любите жизнь и свою Лиз. Влюбленные всегда трусы.
— У вас странная логика, Род, — сказал Френк немного подумав. — То вы выражаете опасение, что я хозяин ловушек с антивеществом, то вы дразните меня тем, что я влюбленный трус.
— Выпейте, Френк, — сказал Родштейн. — Выпейте и перестаньте болтать чепуху. Я уверен, что завтра утром вы будете смеяться над собой. Вы встретитесь с Лиз и начнете мечтать о коралловом острове в Тихом океане…
— А что скажут другие люди? — вдруг спросил Френк. — Вы бы хотели быть проклятым миллионами людей?
Родштейн встал.
— Советую вам взять отпуск. Совершите путешествие. Пусть Лиз забеременеет. И только после этого возвращайтесь к работе.
Френк тоже встал.
— Я подумаю. Может быть, я так и сделаю.
И Френк поднялся в свою квартиру и несколько минут смотрел в окно. Яркий электрический свет освещал асфальтовую дорогу и участок берега, огороженный колючей проволокой. На той стороне ограды стоял солдат с автоматом и смотрел в его сторону.
ТУМАН НА ПЕРЕКРЕСТКЕ