Документы в училище принимали с начала марта. Я решил с этим не тянуть - чтобы потом уже с полным основанием всерьёз засесть за подготовку. Мама была права, вспоминались предметы действительно тяжко, поиски работы отнимали массу нервной энергии, и я скрепя сердце смирился, наконец - бог с ними, с поисками, на это время. Подзаработаю по мере надобности на погрузках.
Для поездки в училище я пошёл все же на шаг, которого долго и упорно избегал. С "музыкальных" денег купил себе строгий костюм, скроенный в модном в нынешнем сезоне "полувоенном" стиле, и на этот костюм нацепил свои медали. Чувствовал я себя в этом прикиде жутко неловко, по-дурацки; едва не вернулся с полдороги, но всё же двинулся дальше, уговаривая сам себя - ведь не чужие награды надел, свои, честно заработанные, так в чем же дело? Больше гордости во взгляде... Потом в вагоне монорельса какой-то молодой парень ни с того ни с сего уступил мне место - и этим смутил окончательно.
В секретариате училища молодящаяся дама, выбеленная блондинка с высокой причёской, напоминающей стог, тоже прикипела глазами к медалям. Конверт с документами взяла не глядя, положила перед собой на стол, поинтересовалась:
- Варвур?
- Варвур, - согласился я.
- Впечатляет. Ждите вызова; дата собеседования будет указана дополнительно.
Дама начала вводить мои данные в компьютер, а я двинулся к выходу. Уже почти дошёл до дверей, когда услышал:
- Джалис! Где Джалис? Вернитесь, молодой человек!
Я вернулся к столу.
Дама протянула мне конверт:
- Возьмите ваши документы. Я не могу их принять.
- Почему?
Она взглянула на меня, потом опустила глаза.
- Обратитесь к ректору.
Я обратился к ректору.
- А вам не объяснили в секретариате? - удивился он. - Молодой человек, здесь лётное училище. Вы представляете себе, какая степень ответственности лежит на пилоте, скажем, пассажирского лайнера? Насколько мы должны доверять человеку, берущему на себя ответственность за жизни и благополучие других?
- Вы намекаете на мою судимость.
- Я не намекаю, юноша. Я вам открытым текстом говорю: людей, имеющих в биографии столь прискорбные факты, как это наблюдается в вашем случае, мы к себе не берём. И такова политика всех лётных училищ.
- Я отлетал два года в штрафбате на Варвуре. Истребители и штурмовики. Я уже пилот. Я заработал досрочное - это было непросто. И я получил полное освобождение - с восстановлением во всех гражданских правах.
- Это похвально. Вы имеете шанс прожить в дальнейшем достойную жизнь.
- Но я летун!
- Молодой человек. Я всего лишь экономлю ваше время. Поверьте, этим я оказываю вам неплохую услугу. Не для протокола. Вы тут заговорили о своих гражданских правах. Так вот. Вы можете, конечно, подать на меня в суд. При изрядной доле упрямства и ценой весьма немалых финансовых потерь вы можете даже свой процесс выиграть. Ну, возьмём мы ваши документы. Но неужели вы настолько наивны, чтобы думать, что после этого сумеете пройти собеседование, сдать вступительные экзамены и действительно поступить?
Не то чтобы я не поверил ректору. Но из давней привычки все проверять отвёз документы в другое училище.
Там со мной не были столь откровенны. Высокопарной лапши на уши навешали больше. Документы не взяли.
О военном лётном не стоило и думать. Я знал, что в армию судимых не берут, даже на срочную службу не призывают. И делается это, в отличие от гражданских учреждений, вполне официально. Такой подход, с одной стороны, обоснован: солдат получает в свои руки оружие. С другой, воевали же мы в штрафбате? Не просто оружие - штурмовики водили. Однако поразмыслив, я понял, в чем суть. В штрафбате всё же нас держали на "поводках". А солдат, даже срочник - он ещё и полноправный гражданин. Ему "поводок" не вошьёшь.
Я понял, что упёрся в стену.
Забросил в дальний угол шкафа костюм с медалями.
Продолжал изображать, что готовлюсь к экзаменам - для мамы...
Самое ужасное, что я абсолютно не представлял, что мне делать дальше.
Даже приблизительно.
Такой растерянности перед обстоятельствами я ещё не испытывал никогда.
Мама заметила перемену в моем настроении. Спросила: