— Маркус, уведи ее.
— Что?! Нет! НЕТ! Отпусти!
Но вопли и попытки вырваться отбиты сразу. Маркус спокойно закидывает сестру на плечо и уносит ее в сторону библиотеки, а я слышу, как Элай, тяжело дыша, добавляет.
— Руки на стол, Максимилиан Петрович. Не заставляй меня настаивать.
— Я не позволю трогать и угрожать моей сестре…
— Забавно это слышать от тебя.
— Элай, успокойся, — строго велит Ирис, но тот саркастично ухмыляется.
— А что? Он — Александровский. «Угрожать» и «трогать» — их история.
— Не надо, — тихо шепчет Марина, сжимая руки на коленях, потом переводит взгляд на Мишу.
Его, оказывается, точно также держат, как и меня. Богдан подоспел. Мы в любом случае в меньшинстве.
— Пожалуйста. Не надо…
— Она так напугана… — тихо протягивает Артур, и Мара смотрит ему в глаза, хмуря брови.
— Пожалуйста…мои братья…отпустите их, пожалуйста…
Артур слегка улыбается и кивает.
— Их отпустят, если они перестанут делать глупости. Как думаешь, у них получится?
— Они пытаются защитить меня, но…
— Но в этом нет никакого смысла, девочка.
Марина застывает, а он вдруг добавляет то, чего не ожидал услышать никто из нас.
— Потому что я не собираюсь вас убивать. Отпустите их.
В ту же секунду захват с моей шеи пропадает, как и брата отпускают, а когда я смотрю за спину, от нас и вовсе отошли на шаг. С усмешкой.
— Если вы не собираетесь нас убивать… — начинаю я, вернув внимание на главу семейства, но он тут же перебивает.
Обращается к отцу.
— Я отниму у тебя всех детей, Петр, но я не трону их и пальцем. Мы когда-то давно договорились, а я верен своей клятве.
— Что ты задумал?
— Думаю, что ты уже понял. У меня в руках твое сердце.
Очередное «что, твою мать?!» лезет наружу, но снова остается без ответа, даже тонет под впечатлением того, что происходит дальше. Точно раненный зверь, отец вскакивает и хватает Артура за грудки, вбивая в стену, а после орет:
— ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?!
В ответ он лишь усмехается. Я холодею изнутри, чувствую, что сейчас что-то грянет, и не промахиваюсь. Через миг раздается оглушающий звук выстрела, и когда я поворачиваю голову, мой мир сносит с ног. В арке стоит…мама.
Отец медленно оборачивается, застывает. Мы тоже. Я, кажется, увидел призрака…Она ничуть не изменилась с того последнего дня, когда я ее видел. Такая же красивая, такая же гордая, и все также плачет. В ее руках пистолет, он трясется, а мама всхлипывает и еле слышно шепчет.
— Отойди от него.
— Мария…
Не знаю, что работает, как спусковой крючок, но мама снова нажимает на курок, попадая в бра на стене. Отец слегка вздрагивает, правда в основном и не замечает этого, делает шаг в ее сторону. Он как безумный, если честно, и словно нет никого больше, кроме нее. Даже если бы вокруг взрывались бомбы, он бы продолжал смотреть только ей в глаза. Но маме это не нравится. Я вижу в ней дикую боль и обиду, но, как бы это не звучало, также я вижу любовь. Она все еще любит его, не смотря ни на что, хотя это и причиняет ей еще большие страдания. Поэтому ей и требуется несколько долгих секунд, чтобы собраться и выстрелить снова. На этот раз никаких холостых — точно в цель. Она попадает ему в бедро, и отец, взвыв от боли, падает на одно колено.
Словно срывает. Она будто обретает отвагу после первой, маленькой победы, чувствует себя сильнее, делает на него шаг и снова стреляет. На этот раз в плечо. Отец хватается за него, упираясь одной рукой в пол — мама подходит еще ближе. Я теперь могу разглядеть каждую черточку на ее лице, каждую деталь, и все равно не могу поверить.
Она жива. Жива! А он…он это знал. Он это сделал с ней, со всеми нами! И она это понимает лучше нас. Гораздо лучше нас. Остановившись рядом, мама целится точно в голову, но не стреляет. Она смотрит, как он медленно поднимает на нее глаза и вдруг шепчет.
— Давай. Стреляй, любовь моя.
— Не называй меня так!
— Но это правда. Ты — любовь всей моей жизни, и я всегда знал, что умру от твоей руки. Стреляй, — мягко добавляет и слегка улыбается, — Все нормально. Сделай это.
Мама всхлипывает и делает еще один маленький шажок, а дуло в ее руке начинает ходить ходуном еще больше, чем до этого. Мы все замираем, словно кто-то нажал на кнопку «пауза», боимся пошевелиться, пока между ними идет какой-то немой разговор. Только глазами. Я же понимаю еще кое что очень важное вдруг, так неожиданно: она не выстрелит. Не сможет. Любит.
Артур, который все это время не вмешивался, а стоял в стороне, кажется, тоже это понимает и подходит к маме, бережно беря ее руку в свою.
— Все нормально, Мария. Ничего страшного.
Мама сначала не хочет отпускать оружие, но, пару раз моргнув, поднимает глаза на него и слегка, почти незаметно, мотает головой. Я не знаю, что это значит, и могу лишь догадываться, по крайней мере исходя из происходящего дальше.
— Богдан, Маркус. Проводите Петра до машины.
— Куда ты его увезешь?
— Это уже не твоя забота, Мария. Ты теперь свободна.
Только сейчас она переводит внимание на нас, словно наконец пало какое-то странное, тягучее проклятие. Отца уводят, и так она может дышать свободно, а еще улыбаться… Она свободна. Счастлива. И эта еще большая трагедия: как любовь таких масштабов могла стать такой же ненависть? Подумаю об этом обязательно, знаю, но сейчас не это главное.
— Мои маленькие… — так тихо шепчет, и так это сильно пробивает, что я дышать не могу, говорить не могу, шевелиться!
Миша, кажется, тоже, так что самой сильной из нас снова оказывается Марина…
— Мамочка…
Она сразу же делает шаг в нашу сторону, но Артур неожиданно встает на ее пути и медленно мотает головой.
— Артур, пожалуйста…
— Извини, Мария, но я должен думать о своей семье, а она очень устала. Мы хотим побыстрее все закончить.
— Закончить что? — спрашивает Миша, и он с улыбкой смотрит на него и просто пожимает плечами.
— Мы должны заключить договор.
Хмуримся все разом, но он уже не видит нас, смотрит лишь на маму, которая цепляется за стол, пару мгновений жалобно пожирает его глазами, но быстро сдается. Кивает и отходит к месту с левого фланга, присаживаясь на стул рядом с Ирис.
— Итак, начнем.
— Какой договор вы хотите заключить? — тут же спрашиваю, он на миг останавливается, пару мгновений молчит, стоя ко мне спиной, но потом разворачивается и улыбается.
— Обычный, Макс. О том, как нам сосуществовать.
— Сосуществовать? Эм…
— Моя семья долго пряталась по разным причинам. Мы вынуждены были жить в тени, но это время закончилось. Мои сыновья способны на многое, и я устал их ограничивать. Теперь все будет иначе, но…
Артур присаживается на стул, где раньше сидел только отец, кладет руки на стол и, пару раз стукнув пальцем по столешнице, кивает.
— Вот в чем дело. Мы не можем сосуществовать. Это исключено.
— Куда вы дели нашего отца?
— А что, Макс, ты будешь по нему скучать? — усмехается неожиданно зло и ядовито, на что я слегка щурюсь, наклоняю голову немного на бок.
Силюсь его понять, только все мимо. Он точно стена, за которую не пробиться. Абсолютный чемпион в сокрытии эмоций. Ну или почти?
— Ваш отец будет служить гарантом того, к чему мы придем сейчас.
— Если вы собираетесь шантажировать нас его жизнью…
— Нет, Марина, не собираюсь. Мне известно, что вы будете только рады, когда он умрет, особенно в свете последних открытий, но он в любой момент может подписать нужные мне бумаги, если вы не будете соблюдать простые правила. Мы хотим создать свой дом, но вы в этом доме нежеланные гости, поэтому вы никогда не пересечете границу, которая сейчас будет проведена.
Арнольд оказывается за нашими спинами так незаметно, что я даже вздрагиваю, когда перед нами ложится карта, на которой очерчена четкая, красная линия. Она начинается у Пскова, дальше Тверь, Ярославль, Вологда, Петрозаводск. Некий круг, центром которого является Петербург.