— В следующий раз бей, Ями! — крикнул он. — Ючи тебе этого не простит!
Ямато поправил кимоно, подтянул пояс и пошел к центру ковра. Ючи уже стоял там. Его сощуренные глаза держали Ямато на прицеле, на лице бугрились челюстные мышцы. Он тяжело дышал, но не потому что устал. Его грудная клетка ходила ходуном, а рот исказился в оскале хищника. Рядом с тренером Ючи собралась группа Катсугакковцев. Они покинули балкон и теперь стояли в углу, стараясь перекричать Нобугакковцев. Нужно сказать, у них получалось. Самоуверенные и чувствующие превосходство, они заткнули соседей и растянулись двумя рядами, заняв по половине стороны близлежащих сторон ковра. Точно полицейские, тонкой линией они сдерживали напор шумящей толпы.
— Готов? — рефери наклонился к Ямато.
— Да.
— Бой! — крикнул он и махнул рукой.
Ючи дважды поменял стойку, выбросил несколько холостых ударов, чтобы разорвать дистанцию, и оттеснил Ямато в угол. Лучший первокурсник Катсу Гакки с потасканным красным ухом больше не собирался играть. Теперь на кону стояла его репутация. Директор следил за поединком, а значит — оплошать нельзя. Ючи подал вперед корпус, вырвал кусок ковра, используя технику, похожую на «срыв», и разогнался до скорости, с которой был способен пробить стену. Правая нога по длинной дуге с реверсом правой руки полетела вперед. Ямато представил возможный урон. Словив Ямато на проваленном центре тяжести, Ючи сломает ему руку, несколько ребер, в худшем случае они же проткнут ему легкое. Сустав опорной ноги запросто может выскочить из привычного места, а это повлечет за собой порванные связки. От удара Ямато бросит на пол, а встряска будет столь сильной, что мозг хочешь не хочешь приложится о стенку черепа.
Ямато сместил центр тяжести на левую, сделал короткий шаг назад и взмыл в воздух, придавая телу вращение. Где-то в районе солнечного сплетения, чуть ниже, вспыхнула искра. Он подхватил её и направил к фитилю. Искра воспламенила фитиль в левом бедре и тот мгновенно сгорел, заканчивая свой путь в пятке. В учебниках это называли «Контратакующий удар с разворота», учитель Кэтсу называл его «Якорь в брюхо».
Ючи сложился в животе, ойкнул, посинел и упал на ковер. В воцарившейся тишине студенты слушали его потуги. Он пищал, стараясь впустить в себя хоть малую кроху воздуха, а рефери, который от удивления тоже задержал дыхание, показывал ему пальцы в полной тишине. Обе его ладони вскоре оказались развернуты. Рефери в недоумении посмотрел на Ямато, вспомнил, что нужно дышать, вскинул руки и помахал ими, скрещивая над головой. Студенты хлынули на ковер и заполнили всё свободное пространство. Они скандировали его имя и подбрасывали к потолку. Ямато улыбался. Теперь он был самим собой… Теперь… он обрел целостность…
Глава 13. В гостях
Ямато сидел на полу и просматривал старые фотографии. С них ему часто улыбалась мать, а отец почти везде смотрел в сторону. Ямато был похож на него. Часто дети не считаю себя похожими на своих родителей, но Ямато было проще увидеть эту схожесть, потому как внешность его самого только начинала казаться своей. Его отец был высоким, с широким подбородком и армейской выправкой. Он предпочитал темные вязанные свитера и потертую синюю кепку с задранным к небу козырьком. «Она была учителем младших классов, а он — инженером на каком-то заводе по производству оптики», — вспомнил Ямато слова Сумико. Он перелистнул ещё несколько фотографий и остановился на той, где его отец обнимает за плечо мужчину в очках. Пленка была засвечена, и лицо друга Ямато не разобрал.
— Ты готов?
В комнату вошла Сумико. Она была в черном коротком платье с ромбовидным вырезом на груди, длинные рукава закрывали кисти до большого пальца, в ушах — серебряные серьги. Ямато поднялся, отряхнул брюки:
— Замечательно выглядишь.
— Раньше я постоянно злилась на отца из-за этих нарядов и хороших манер во время обычных семейных посиделок, — Сумико обхватила себя одной рукой за талию, а второй вцепилась в завитый локон. — А сейчас уже и не знаю… Всё-таки приятно иногда выглядеть как…
Ямато подошел и взял её за руку:
— Как красотка, приглашенная на званый ужин.
— Точно, — она улыбнулась.
— Я заказал машину к швейной мастерской.
— Почему не к дому? — Сумико свела брови.
— Прогуляемся.
Они вышли из дома и пошли, держась за руки. На город опустились сумерки, в окнах зажегся свет, притихли машины возвращающихся с работы мужей. Сумико сказала, что они давно не гуляли. Спросила, помнит ли он о той ужасной прогулке от её подруги, которая чуть не завершилась кошмаром. Она сломала каблук, они сели на автобусную остановку, и пока Ямато силился что-то придумать, в сотне метров впереди раздались выстрелы, осыпалось разбившееся стекло. На следующий день они узнали об ограблении ювелирного магазина. Сумико думает, что если бы не тот каблук, то они оказались бы в ненужное время в ненужном месте. Посчитала, что это был знак свыше, хотя очень быстро об этом забыла. Сумико удивилась: почему то, что иногда представляется откровением или кажется важнейшим событием в жизни, спустя время затирается в памяти и перестаёт иметь какую-либо значимость. Предположила, что люди слишком много времени проживают, уподобляясь инстинктам и вообще почти никогда не осознают: где они находятся и что делают. Ямато про себя подумал, что всё относительно. Ведь кто может знать, как и где правильно осознавать себя в настоящий момент? Что он делал сейчас? Шел по спальному кварталу Токио, прогуливаясь под руку с невестой? Спешил на встречу с её родителями? Являлся миллионной песчинкой в мегаполисе, проблемы которого — дуновение ветра на титановую плиту в сравнении с масштабами бытия? Или он был Ямато, который лишь делал вид, что всё это его волнует, тогда как он полностью был занят лишь тем, что следил за черным седаном с поцарапанным правым зеркалом, который настигал их подозрительно медленно?