Такая глобализация, характеризующаяся планетарными структурами сверхцивилизации, опирается на ресурсы всемирной истории и ноосферной эволюции (которые имеют глобальный масштаб), но детерминируется главным образом результатами и ходом научно–технической революции. А эта революция порождена внутренними, имманентными свойствами Западной цивилизации с ее императивом технической рациональности, фаустовским духом, стремлением к преобразованию мира, господству над сущим, прометеевской дерзостью преодоления границ, установкой на инновационную активность, «соперничеством с Богом» в построении искусственного Космоса. В результате глобализация приобретает западноцентристскую конфигурацию.
Глобализация тем самым проявляет ценностные ограничения, так как парадигматизирует лишь часть ценностного потенциала цивилизационного процесса. Она ориентирована на все предметное поле этого процесса, включая цивилизации Востока, но реализует лишь возможности хозяйственной однородности мировой экономики, общечеловеческого статуса технологий электронного производства и планетарных коммуникаций.
При этом остается воспроизведенной (иногда даже в расширенном варианте) принципиальная культурная дифференциация региональных и национальных культур. И дело здесь не только в действии принципа необходимого информационного разнообразия (Р. Эшби) или анархическом традиционализме. Глобализация как формирование универсальных, общечеловеческих структур актуализирует также историческую деятельность, связанную со специфицирующими структурами или архетипами отдельных цивилизаций и национальных культур.
Особенность современного цивилизационного процесса именно и состоит в том, что он противостоит тем тенденциям нивелирования национальных расхождений, которые были характерны для индустриального общества, направленного на унификацию и стандартизацию производства. В рамках индустриальной эпохи такая направленность была необходима, так как она обеспечивала интеграционные возможности социоэкономичного развития на моноцентрической основе.
Но современная глобализация опирается на компьютерные сети своего обеспечения. А эти сети за счет своего быстродействия позволяют осуществлять интеграцию на полицентрической основе Полицентризм принятия решений и, соответственно, автономность подсистем не являются препятствием для компьютерной техники в реализации согласованного, кооперативного действия всех составляющих интегративной системы, возможностей ее функционирования как единого целого.
Конечно, одной возможности интеграционного действия на полицентрической основе недостаточно. Необходимы еще определенные социополитические условия. Но они уже относятся не к процедуре глобализации, а к ее политической институционализации, связанной со стратегией западных стран по преобразованию этой глобализации в вестернизацию, агрессивную относительно национальных, культурных и государственных отличий на международной арене.
Политическая стратегия вестернизации имеет, однако, ограничение: она сталкивается с не менее глобальной децентрализацией историко–культурных регионов мировой истории. Так, даже при наличии геофизических аналогий, одинаковости товарно–денежного обмена и электронных средств информации социокультурные особенности таких регионов, как дельта Меконга, фиорды Норвегии, Тибет и Швейцария, Цейлон и Исландия, настолько разительны, что создается впечатление разных миров. Черты миро–специфичности присущи и таким зонам, как Дальний Восток, Мусульманский регион, Североатлантическое сообщество, Африка, Южная Америка, постсоветская Евразия. Культурно–региональные отличия на уровне субмиров проявляют Россия и Индия, Китай и Европа.
При всем возможном пересечении культур этих сообществ, мировых регионов и стран расхождения между ними имеют нередко архетипическую природу. Для Дальнего Востока приоритетными являются коллективизм, патернализм (государство или фирма — аналог семьи), ценность ритуала, верховенство долга среди сакральных ценностей, при том, что любовь акцентируется лишь как верность старшим, традициям, прошлому. Для Мусульманского мира высочайшим принципом выступает закон, установленный в прошлом Аллахом и не требующий человеческой санкции, а ценность жизни дополняется ценностью смерти. Европа, наоборот, соединяет закон с принципом благодати, когда юридические установления могут потребовать личного обращения к Богу, исповедует персонализм, гуманизм, а любовь к ближнему провозглашает высшей заповедью.