Чисто внешне ситуация выглядит так, будто доминирование на нынешнем этапе именно глобализации порождает трансформационное тяготение совокупности локальных (в том числе и страновых) явлений именно к этим (т. е. глобальным) процессам. И это даже при том, что сама глобализация предстает как феномен, лишенный в его нынешнем варианте устойчивой и завершенной судьбы. И в особенности такое тяготение испытывают компоненты традиционного пласта действительности, которые глобализация втягивает в свое русло.
Но из–за незавершенности и неустойчивости самой глобализации все втягиваемое в глобальную воронку выглядит или обреченным, или к этому неподготовленным. Так, развивающиеся страны, вовлекаемые в незрелом состоянии в глобальную открытость, не только испытывают бедствия в виде потрясений, кризисов и нищеты, но и, как кажется, в перспективе лишаются шансов выйти из подобной ситуации. Тем более, что неравенство стартовых возможностей стран авангарда и развивающихся стран предопределяет устойчивую и углубляющуюся стратификацию, т. е. распределение ролей в качестве стран успешных и стран деградирующих, а то и «безнадежных». Причем именно глобальная открытость, усиленная соответствующим давлением Запада (в том числе в отношении принятия единых правил игры), порождает при неравенстве возможностей не только отставание, но и конфликты между фаворитами и аутсайдерами. И эти, равно как и другие, обстоятельства дают понимание того, что без гармонии высокоразвитого и слаборазвитых миров сама глобализация оказывается несостоявшейся.
Разрывы в уровнях развития — как стартовые, так и благоприобретенные по законам конкуренции — усугубляются в последние годы резким смещением потоков инвестиций и торговли на линию взаимодействия высокоразвитых стран между собой. К тому же фактор высокотехнологичности, доступный в основном лишь странам «Золотого миллиарда» и все больше смещающий доходы «в свою сторону», снижает заинтересованность высокоразвитых стран Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) в ресурсах и дешевой рабочей силе развивающихся стран. А это дополнительно усугубляет отставание.
Парадокс состоит и в том, что из–за глубоких травм, наносимых развивающимся странам глобальными процессами, и сами страны мирового авангарда по глобальным же критериям не могут полноценно состояться. Сама их глобальная победоносность оборачивается «ударами бумеранга» со стороны таких факторов, как наркомания, терроризм, теневизация экономики, международная преступность и, наконец, угроза потери идентичности в условиях захлестывания западных стран мигрантами. Все это, нарастающее именно в меру глобализации, как снежный ком, заставляет сам Запад закрываться и отгораживаться от деградирующих стран незападных миров; на этой основе происходит и его (Запада) перерождение.
Многое определяется тем, что глобализация, в том числе посредством вынужденной открытости, разрушила механизмы планетарного макроэкономического регулирования. Ни сами высокоразвитые страны, ни международные организации не в силах теперь поддерживать правила рыночной игры и балансировать разрастающиеся диспропорции. Расстыковки и разбалансированность стали доминировать в условиях глобализации не только в «третьем мире», но и в отношениях между ведущими государствами. Чего стоит только лишь задолженность Соединенных Штатов. То же происходит и в надстрановых явлениях и процессах. Достаточно сослаться лишь на разрыв между материально–вещественными и финансовыми потоками, который измеряется десятками раз.
Расстыковки и взаимное отторжение происходят и по линиям реализации политических глобальных стратегий. Так, стратегические установки благополучных стран отторгаются другими народами. И здесь не помогают ни прямые угрозы, ни мессианство в виде принуждения к свободе и демократии. Народы считают такие глобальные давления несовместимыми с традициями или же со своим достоинством.
Входить в переходное состояние, а вместе с тем и демонстрировать растущую несостоятельность стали прежде всего институты государства. Утрачивая под влиянием глобализации свою былую самодостаточность, они, с одной стороны, как бы затягивают экономику и весь общественный организм в новый глобальный общественный уклад, а с другой — наталкиваются на растущие преграды в своем стремлении обрести какую–то определенность. То есть в этом случае, при подрыве суверенности, у глобализирующихся стран нет ощущения, что дело движется от прежней к иной стабильности — в направлении формирования устойчивого глобального человеческого сообщества.