Отсюда, однако, логично напрашиваются выводы и от обратного: намечающийся на обозримую перспективу подрыв идентичности в странах западной цивилизации неизбежно обернется смягчением, а может, и преодолением экспансионистской природы глобализации. Ведь население незападных миров в основном (опять же, по К.-Г. Юнгу) интравертно; оно по своим культурным характеристикам не может в той же мере продуцировать глобальный экономический экстремизм, как Запад. Да и ажиотажное потребительство, существенно подстегивающее нынешний глобальный экспансионизм, в незападных мирах отсутствует.
Так что надежды на придание в недалеком будущем (через смешение народов) глобализму «мирного характера» не лишены оснований. Но это при условии, если сами доминирующие на планете страны западного авангарда не сумеют (до собственной кончины) обуздать и облагородить нынешнюю глобализацию посредством установления иного, приемлемого для человечества, миропорядка. Ведь к этому все больше подталкивают Запад не только растущее сопротивление незападных миров, но и антиглобалистские движения в собственных странах. К тому же всплеск (в виде реакции на глобальные потоки иммиграции) праворадикальных националистических движений в большинстве западных стран уже сейчас таит угрозу злокачественного перерождения ценностей свободы и демократии; а одно это лишило бы Запад претензий на мировое лидерство.
Могут возразить, что опасные для Запада тенденции пока эмбриональны, и это не вызывает сомнений. Но то же самое (о нерушимости устоев) недавно мы слышали (от тех же лиц, ныне — перерожденцев) по части прочности СССР. Казалось, что утес, испытывающий удары волн, извечно победоносен. Но побеждают в конечном счете волны; а крах подточенного волнами утеса — всегда неожиданность. К тому же под влиянием глобализации все изменения, подтачивающие устои, именно в наше время происходят стремительно. Ни страны, ни цивилизационные миры не успевают адаптироваться к новым обстоятельствам. Причем, что касается Запада, здесь сама его победоносность, сочетаемая с традиционной (для стран с демократией) политкорректностью, буквально обрекает соответствующие страны на межцивилизационный синтез, а значит — и на производные от синтеза «перерожденческие» трансформации.
Как видим, глобальные взаимодействия (прямые и обратные) различных стран и целых миров дают несомненные доказательства переходного состояния не только развивающихся стран, но и стран высокоразвитых, попадающих в ловушку собственного успеха. Неравновесность и неустойчивость, охватывающие практически все миры, в условиях нынешней глобализации, сочетающей, как известно, и объективные начала, и мощную субъективность, пока не могут не усиливаться. А это означает, что тенденция разрыва и деформации миров окажется в конечном счете настолько труднопереносимой, что человечество вынуждено будет преодолеть господствующие ныне переходные состояния и выйти на траекторию определенности и формационной устойчивости.
Что же касается природы нынешней глобализации, взятой в контексте стадиальных характеристик стран и миров, то на этом фоне известное изречение Ф. Фукуямы о «конце истории» (т. е. об окончательной сформированности западной модели, о ее пригодности для человечества) выглядит как издевательство над истиной. Сегодня от этого тезиса отказался и сам Фукуяма, поскольку и западный мир за короткое время (с момента, когда это было сказано) превратился из, казалось бы, навсегда устоявшейся тверди в некий промежуточный феномен, дрейфующий в неизвестном направлении.
Специфика нынешней мирохозяйственной структуры заключается, кроме прочего, и в том, что неустойчивость и неравновесность определяют переходное состояние не только стран и миров, но и глобальных процессов как явлений надстрановых. Речь идет в этом случае, прежде всего, о наиболее чутких процессах — о глобальных финансах.
Выше уже говорилось о том «вкладе», который глобальные финансы вносят в неравновесность и неустойчивость стран и миров. Но их роль в формировании переходного состояния систем не сводится лишь к этому. Финансы, под влиянием глобализации, сами становятся носителями флуктуационных шоков, хаотичности, крайней поведенческой неустойчивости и «капризности». И эти свойства оборачиваются деструктивностью и разрушениями, болезненными разрывами экономической материи. По этой причине типичными для глобального финансового пространства становятся «приступы» стадной паники, внезапные, не поддающиеся контролю «притоки» и «оттоки» капитала, все чаще оставляющие после себя руины.