Интересы этих государств, властвующих сообществ и их группировок в плане глобализации и регионализации действуют весьма противоречиво: одни заинтересованы в усилении глобалистических, другие — регионалистских, а то и локальных местных тенденций. Все это необходимо учитывать при рассмотрении конфигурации и трансформаций цивилизационной структуры современного мира.
Мировые цивилизации: проблемы и перспективы (Ю. Н. Пахомов)
Важнейшая черта XX–XXI столетия — цивилизационный ренессанс. Причем феномен этот вначале казался неожиданным. Еще в первой трети XX в. крупнейший исследователь цивилизаций Арнольд Тойнби писал, что из семи сохранившихся цивилизаций шесть сходят с арены; «живой» и восходящей являлась, согласно мнению ученого, лишь западная, т. е. евроатлантическая цивилизация. И поэтому вестернизация, т. е. западная культурная экспансия, а также распространение политических ценностей западного мира (демократии, прав и свобод человека, верховенства права и других), является, дескать, процессом, само собой разумеющимся.
Действительно, ценности Запада, а также освоение его достижений выглядели не только победоносными, но и безальтернативными. Технологическая динамика, высокоэффективная экономика, социальная защита человека, благополучие, свобода и бытовой комфорт, — все это, казалось бы, должно восприниматься «на ура». И поэтому воцарение западного образа жизни на всей планете считалось лишь делом времени.
Уверенность в универсальности всего, идущего от мирового западного авангарда, внушало и мессианство Запада, а также его роль как локомотива прогресса на всей планете. Ведь где–то до 70‑х годов происходило реальное подтягивание стран третьего (развивающегося) мира к высокоразвитому миру Запада. Причем эффект «догоняющего» развития проявлялся не только в экономике, но и в ценностной ориентации, в стиле жизни многих незападных стран. Так, по пути вестернизации, начиная с 20‑х годов, уверенно шла Турция, становясь светским, динамично развивающимся государством. То же самое происходило в ряде стран Восточной Азии. Так, образцовыми по западным меркам становились Сингапур, Гонконг. В послевоенные годы прозападным виделся путь вырывавшейся в мировые лидеры Японии. Ускоренно вестернизировался Иран и т. д.
Однако все эти процессы (что вначале казалось чем–то нелогичным) постепенно стали не только оттесняться, но и преодолеваться мощнейшими, подчас сотрясающими планету цивилизационно–ренессансными сдвигами. Западные ценности стали все больше отторгаться не только в архаичных странах, к примеру, в арабских странах Ближнего Востока, но и в тех государствах (Иран, и даже Турция), которые, казалось бы, прошли большой путь успешного освоения западной модели экономики и западных ценностей.
Конечно, определенную роль в отторжении западных ценностей сыграло осознание самим Западом невозможности (и опасности для экологии и ресурсной базы планеты) всеобщего распространения высоких стандартов жизни (так называемого синдрома «Золотого миллиарда»), В том же направлении, то есть в направлении сдерживания прогресса незападных стран, влияли (особенно начиная с 70‑х годов) процессы глобализации. Так, использование Западом на волне глобализации экспансионистского потенциала финансово–информационных технологий предопределило не только переток финансов в страны авангарда, но и убыстряющийся разрыв между уровнями жизни первого и третьего миров. Причем разрастание пропасти между этими мирами усугублялось активным использованием откровенно прозападной монетаристской концепции, заменившей собой кейнсианство, которое ранее давало шанс на успех всем странам.
Нет сомнений, что конкурентное поражение незападных стран (исключение составляют страны конфуцианства) вносило свою лепту в процессы отторжения западных ценностей, а также содействовало столкновениям цивилизаций. В конце XX столетия появились даже так называемые «конченые страны». И этот общий и, тем более, локальный неблагоприятный фон стал питательной средой не только масштабного антиглобализма, но и антизападного экстремизма, включавшего терроризм.