Возмужавшее дарование, оторвавшись от колб и реторт, крыс, хомяков, морских свинок и домашних свиней, неожиданно обнаружило, что можно жить богаче, веселей и легче… Оно умело исследовать, наблюдать, сопоставлять и экспериментировать, но совсем не умело торговаться и блюсти интересы родины. Кроме того, наивно полагало, что имеет право распоряжаться результатами многолетней работы себя и своей небольшой команды, то есть публиковать результаты экспериментов в престижных гонорарных изданиях. Его вызвал один начальник, другой, — дарование проявило недюжинное упрямство и редкую несговорчивость. Статуса секретности эта лаборатория не имела, значит, ее руководитель никаких специальных бумаг не подписывал, особых обязательств перед силовыми ведомствами не имел. У Белы не было семьи, чтобы ею шантажировать, нелегальных доходов, чтобы изъять, фанатичных убеждений, чтобы их использовать. Только жизнь…
Ее и решили взять без ведома ее обладателя. Убить Меснера должен был Глеб Сиверов, агент по кличке Слепой.
Глава 3
Сиверов возвращался из Прибалтики, где охранял одного из руководителей таможенного ведомства, прибывшего в Юрмалу для подписания взаимодоговоренностей, улучшающих условия транзита российских товаров особого толка через Латвию. Поскольку подписание договора означало потерю барышей многими теневиками, охрану усилили профессионалами-одиночками. Возможные покушения до подписания были предотвращены, после подписания не имели смысла. Сиверов был свободен с того момента, как главный таможенник страны прочертил одну за другой две размашистых загогулины на тисненых бумагах, заполненных длинным перечнем условий, названий населенных пунктов, описаний форсмажорных обстоятельств.
Уезжая, Глеб обещал жене, что вернется скоро. Называть точные даты, во-первых, было нельзя, во-вторых — не честно. Ведь во время работы не принадлежишь себе. В этот раз все складывалось удачно: еще полсуток — и он дома, как всегда — с подарками. Глеб понимал, что дарить прибалтийский янтарь — банально, но во всех рассыпанных вдоль трассы кафе и гостиницах были изумительные ювелирные прилавки. Удивительная по стилю и форме брошь в виде букета желтых тюльпанов на серебряных стеблях стоила совсем дешево. Вернее — совсем дешево для истинного произведения искусства, хотя была самым дорогим ювелирным украшением из множества других, красиво разложенных на синем бархате. Живой, солнечный цвет камня идеально гармонировал со строгим черненым металлом, объединившись в порывистую, стрельчатую композицию. Не покидало впечатление, что на листьях и лепестках не высохла роса.
— Покажите мне это — попросил Слепой немолодую тонколицую хозяйку. Та благосклонно улыбнулась, одобрительно кивнула и сняла с шеи цепочку с маленьким ключиком. Отперев крышку витрины, дама взяла брошь в руку и приложила к мягкому узлу, которым была завязана белая шаль у нее на груди. Брошь заиграла, богато украсив обычное вязаное полотно.
— Беру.
Через минуту уложенное в бархатный мешочек серебряное украшение отправилось во внутренний карман его куртки, а разрумянившаяся продавщица предложила гостю чашечку кофе за счет заведения. В холле была оборудована барная стойка, и там, в чистом раскаленном песке, дремали две медные джезвы.
— У нас по старинке, хотя наверху есть машина для эспрессо. Как желаете?
Он заказал по-турецки, двойной без сахара. Через несколько минут женщина выставила на дубовую столешницу две тонких чашки рижского фарфора, одну — себе, другую — Глебу.
— Замечательная покупка, — произнесла она, — но мне жаль, что теперь ее не будет в витрине. Я ее любила. И мастера, который ее сделал — тоже.
— Ваш муж? — поинтересовался Глеб.
— Сын, — ответила латышка. — Он умер.
— Простите, — пробормотал Сиверов, ему не хотелось грустить и притворяться тоже не хотелось, и он поспешил допить кофе.
— Я очень рада, что его искусство расходится по всему миру. Знаете, мальчик был инвалид, и по всем медицинским прогнозам прожил непростительно долго — почти сорок лет. Он не знал женщин, но они носят его серьги, броши, ожерелья. Моя дочь, его сестра, утверждает, что это высшая справедливость — если не он сам, то его творения касаются женских тел. Мы с ней тоже носим его кольца — вот эти.