Джек вынул портсигар и сам за курил папироску. У него кружилась голова от всего окружающего зловония и чада. Незнакомец с довольным видом смотрел на него, а затем близко наклонился к нему и стал прикуривать у него.
— Знаете, сэр, без папироски — жизнь не в жизнь… А выкуришь, и легче!.. Проклятая папироска, как долго не закуривается… Это оттого, сэр, что она подмочена…
Папироска, в самом деле, закуривалась слишком долго. Джек терял терпение. Незнакомец стеснял его… Наконец, он прикурил и пыхнув дымом, поблагодарил Джека в изысканных выражениях:
— Чрезвычайно обласкан вами, сэр! Навсегда сохраню о вас чувствительное воспоминание!
Джек выскочил из кошмарной трущобы и почти бегом двинулся по улице к месту остановки поезда. В сердце у него пело что-то, и Джек стал напевать свою любимую песенку:
В этой песне Джеку всего более нравился припев «бум, бум». Он походил на удары барабана, и Джек был убежден, что барабанный аккомпанемент годится для чего угодно, даже для любовной песни…
Но вдруг песня оборвалась: и в сердце и на устах. Джек схватился за карман… Бумажника с остатком банкирских денег, с документами, не существовало.
Юноша остановился. Он вспомнил витиеватого верзилу, который так долго прикуривал у него на лестнице — и понял все!
Ужас охватил его. Он подумал о вилке. Неужели и она?..
Но нет! Вилка была в кармане.
Из-за угла мелькнула эстакада надземной дороги. Громыхал подходящий поезд. У Джека не было ни одного цента, чтобы заплатить за проезд. Приходилось опять прибегнуть к Глориане. Пройдя незамеченным через турникет, он вскочил в вагон и всю дорогу смиренно сидел в уголке и неотступно думал о Лиззи, о ее ужасном житье и о том, как она устроится теперь. Опять пришел на память верзила, и Джек гневно сжал кулаки. Если этот тип вздумает что-нибудь сделать Лиззи, то горе ему!
Джек с благодарностью погладил прильнувшую к его шее Глориану.
V
Была половина четвертого.
Джек, запыхавшись, подбежал к вестибюлю банка. Публику еще пропускали внутрь. Пройдя в операционный зал, Джек сел на диванчик против кассового помещения и стал наблюдать: что делается там, за перегородкой, и как чувствуют себя заточенные там кассиры?
Кассиры кончали считать деньги и стали уносить пачки банкнот и столбики монет вниз, в сейф. Скоро на длинных столах и прилавках стало пусто. Недосчитанные деньги укладывались без счета в особый железный ящик. Пробило четыре часа, и все окошечки, словно по волшебству, сразу мягко и беззвучно закрылись.
В присутствии нескольких лиц железный ящик был заперт на ключ и опечатан, и его тоже отнесли в подземелье. Публика почти вся уже разошлась. Джек сообразил, что он теперь должен обращать на себя общее внимание, оставаясь в зале. Он достал Глориану, незаметно одел ее на шею и стал невидим.
Наступал самый интересный момент: кассиры должны были куда-нибудь деваться, и Джек напряженно следил за ними, стараясь рассмотреть, не появится ли где-нибудь скрытая дверь, или не разверзнется ли стена или пол в последний момент. Остальные служащие уже разошлись, а кассиры в пальто, шляпах и с тросточками стояли и сидели в напряженных позах и чего-то ждали…
Прошло еще несколько минут, и в зале стало совершенно пусто. Джек оглянулся и увидел, что двое служителей несли из глубины залы двойную лестницу-стремянку. Они приставили ее к краю перегородки, отделявшей кассовое помещение от общего зала, и перекинули другой конец лестницы внутрь, к кассирам. Затем были таким же способом перекинуты и установлены поручни, и заключенные узники один за другим стали перебираться по лестнице наружу и уходить из банка…
Джек глядел во все глаза на это шествие, невольно усмехаясь. Кассиры тоже посмеивались и в шутку говорили друг другу, что это они «переходят через Кордильеры». Джек соображал: что ему делать? Забраться ли сейчас в кассу по стремянке и сидеть там до утра и весь завтрашний операционный день? Или же остаться на ночь в остальных помещениях банка, более комфортабельных, и перейти через «Кордильеры» завтра утром?
И в том, и в другом случае ему пришлось бы провести, с Глорианой на шее, в незримом состоянии около суток, потому что, забравшись с утра в кассовое отделение для затеянных им «операций», он должен был дожидаться вечернего перехода через «Кордильеры». Но что же делать? Миллионы достаются недаром! Это вам скажет всякий миллионер.
В зале стало тихо. Пришли те же двое служащих и убрали стремянку. Затем в зал вошли женщины с ведрами горячей воды и щетками на длинных палках. Они встали в ряд, намылили щетки и стали усердно мыть блестящий мозаичный пол. Служители открыли громадные электрические вентиляторы, которые сейчас же загудели, словно пропеллеры аэропланов.
Вымыв пол и прибрав, женщины ушли. Тогда в зал вошли часовые с контрольными часами на груди. Один из них сел на диванчик перед кассами, рядом с Джеком, и стал читать измятую газету. Джек мог ущипнуть его, нахлобучить ему на нос головной убор. Но какой смысл был в этом мальчишестве? И, оставив часового в покое, Джек поднялся и пошел искать приюта на ночь.
Он нашел себе пристанище в кабинете директора банка. Здесь было очень уютно. Мебель была мягкая, кожаная, чрезвычайно удобная. Джек облюбовал один диван и решил расположиться на ночь на нем. «Дежурить» при таких условиях было не трудно, тем более, что Джек догадался захватить с собой для ночевки разных закусок.
Все было бы очень хорошо, но Джека беспокоила легкая боль и какие-то неприятные ощущения на шее. Он подошел к зеркалу, снял аппарат и полюбопытствовал, что с ним случилось. Кожа на шее, на местах прикосновения бляшек, была воспалена и покрыта красной сыпью, словно от ожога крапивой. Джек встревожился. Очевидно, это был результат слишком продолжительного употребления вилки.
— Кто ее знает, как она действует на организм? Нет, надо кончать с этой вилкой! Возьму завтра денег из банка и отправлю вилку профессору!
Снаружи было тихо. Он вынул свои закуски и стал есть бутерброды и холодную лососину. Ему вспомнилось, что в боковом кармане лежит утренняя газета, которую он так и не удосужился до сих пор прочитать. Он вынул ее и стал пробегать громадные страницы. Прочел репортерские отчеты о бегающих ботинках и говорящем воздухе и расхохотался.
И, спохватившись, с испугом замолчал. Его хохот прозвучал странно в гробовом безмолвии опустевшего банка. Часовые, наверное, слышали его… Что теперь будет? Джек с замиранием сердца прислушался. Снаружи послышались шаги. Кто-то подошел к двери. Джек едва имел время надеть Глориану. Дверь кабинета отворилась, и показался какой-то господин, а за ним служитель.
— Вы убирали здесь? — спросил он служителя.
— Да, сэр!
— Почему же здесь валяется это? — строго спросил господин (по-видимому, смотритель банка).
Джек безмолвно схватил себя за голову: на столе лежали его бутерброды и лососина, которые он не успел припрятать.
— Что это за свинство! — распекал несчастного служителя смотритель. — Как вы смели оставить эту грязь в кабинете господина директора? Вы не знаете своих обязанностей.