— Мы все убрали, сэр, — пробормотал ни в чем не повинный служитель, недоумевая. Он забрал с собой всю «грязь», и Джек имел случай убедиться, как нехорошо бывает не прибирать за собою и взваливать свою вину на чужие головы. В то же время ему пришлось убедиться, что за виной обыкновенно следует и наказание: а именно, он был лишен за свое неряшество своих вкусных закусок!
— Ну, ничего! — подумал он. — Авось, не умру с голода!
— Мистер Хопкинс, куда вы девали пачку банкнот с двадцатью тысячами?
— Я ее не трогал, мистер Фаруэлль! Почему вы меня спрашиваете?
— Она только что лежала здесь. Я сам ее положил.
— Ну, так сами и ищите ее. Я-то тут при чем?
Мистер Фаруэлль в большой тревоге полез под стол искать исчезнувшую пачку кредитных билетов. В этот момент его сосед, мистер Хопкинс, тоже обнаружил пропажу.
— Что за черт! Где же мои тридцать тысяч? Мистер Максвелль, уберите ваши бумаги. Наверное, под ними!
Не успел мистер Хопкинс кончить свои поиски, как его дальнейшие соседи также помянули черта. И по той же самой причине: у одного из них пропала только что отсчитанная и аккуратно завернутая в бумагу стопка золотых монет, у другого — связка облигаций на очень крупную сумму.
Затем «черт» стал порхать от одного стола к другому. Кассиры не могли понять, что такое делается: прямо из-под рук у них исчезали крупные суммы. Мистер Фаруэлль, весь в поту, с помятыми манжетами, вылез из-под стола. Он был бледен и заикался, чего с ним никогда не бывало раньше.
— Я… я не понимаю… — бормотал он. — Это черт знает что… Тысяча дьяволов! Были деньги, и нет их! Пусть меня повесят, если тут хоть что-нибудь понимаю!
Он вдруг завопил сдавленным от ужаса голосом, и волосы встали у него дыбом… Он ясно увидел, как на соседнем столе громадная пачка денег сама собой поехала к краю стола, потом поднялась на воздух и исчезла. Глаза мистера Фаруэлля остановились на одной точке. Он пробормотал:
— Со мной… галл… галлюци…
И упал в обмороке на стул. Мальчишка-негр, заточенный в темницу вместе с кассирами и обреченный прислуживать им, догадался принести графин с водой и вылил его несчастному на голову. Воротничок злополучного кассира сразу превратился в кисель, пряди волос повисли мокрыми косицами. На полу около него образовалась громадная лужа воды.
Кассиры собрались посредине комнаты и громко толковали, взволнованные странным происшествием. Как раз сегодня они принимали и подсчитывали очень крупные суммы от банка Дайтон в Охайо — почти исключительно в банкнотах. Это была кропотливая работа, требовавшая особого внимания.
И вдруг все спуталось, и сами деньги пропали. Это был неслыханный скандал.
Заведующий кассовым отделением, прибежавший на шум, прежде всего телефонировал в правление, а затем приказал приостановить работу, собрать оставшиеся деньги и опечатать их для того, чтобы установить пропавшую сумму. Но этого ему показалось мало. Он предложил всем кассирам немедленно пройти вниз, в сейф, и там подвергнуться обыску в присутствии администрации.
Для того, чтобы публика не узнала о царившей в кассовом отделении панике, отделение было закрыто и все операции прекращены. Неудобства системы «Кордильеров» сказались самым наглядным образом: для того, чтобы администрация могла попасть в кассовое отделение, пришлось на виду у публики подать лестницу. Удалять публику из банка было сочтено неудобным! Разумеется, собрались любопытные, и в толпе клиентов банка стали циркулировать слухи, что в кассовом отделении пожар, и там гибнут банкноты Дайтон-Охайо. Неведомыми путями слух этот быстро проник на биржу и оказал там соответствующее действие, разорившее одних и обогатившее других…
В это время злополучные кассиры гуськом потянулись вниз, в подземелье. Неизвестно для чего, туда же понесли и впавшего в обморочное состояние мистера Фаруэлля. Двое его товарищей взяли его за ноги и за голову и потащили, как покойника, в склеп. Печальное шествие очень напоминало похороны. Но по дороге покойника на лестнице уронили и ушибли. Он помянул черта и воскрес.
А наверху артельщики тщательнейшим образом перебирали и перерывали все столы со всем их содержимым в чаянии найти где-нибудь пропажу. Пожаловала и администрация, т. е. двое директоров банка, смотритель, комендант охраны и представитель гражданской полиции. Началась процедура подсчета и опечатывания оставшихся банкнот.
Прошло полчаса. Артельщики не нашли ровно ничего. Сам директор банка, мистер Арчибальд Армстронг, подошел к одному из столов и для примера сделал вид, будто ищет пропажу. Но, конечно, и десяток директоров при всем их могуществе ничего не нашли бы.
Между тем, с подсчетом и опечатанием оставшихся денег стало тоже твориться что-то неладное.
Подсчитали, потом еще раз пересчитали, проверили, записали. Стали для большей осторожности еще раз подсчитывать — и оказалось на двадцать пять тысяч долларов меньше. Артельщики были сконфужены. Еще никогда им не случалось так просчитываться…
— Еще раз пересчитайте! — приказал мистер Армстронг.
Он сам присоединился к ним. Пересчитали с самой рачительной тщательностью, ощупывая каждую бумажку и складывая ее на другие бумажки с самой изысканной осторожностью. Записывали каждую цифру, внушали друг другу: «Мистер Лебоди, запомните, вот тут ровно десять тысяч», «Прошу вас, мистер Флик, удержать в памяти: здесь тридцать пять тысяч долларов в облигациях Дайтон-Охайо!» Казалось, немыслимо уже и на этот раз ошибиться. Суммировали подсчитанное — получилось еще на сорок тысяч долларов меньше!
Артельщиков прохватил озноб. Армстронг побледнел при всей своей выдержке.
— Еще раз считайте! — глухим голосом проворчал он.
— Но, сэр…
Он крикнул:
— Считайте, хотя бы оставалось всего пять центов!
Артельщики образовали полную цепь, крепко прижавшись друг к другу плечами. Директор Армстронг взял все пачки себе в руки и передавал их при подсчете из рук в руки. Подсчет тянулся долго. И наконец, о счастье, сумма подсчитанного равнялась сумме, полученной при предыдущем подсчете. На этот раз дефицита не было.
Директор, отдуваясь и пыхтя, точно он взобрался на высокую гору, распорядился положить деньги в ящик и опечатать.
Все это было немедленно проделано. Но бечевка непонятным образом запутывалась в руках у артельщиков и совершенно неожиданно один конец ее оказался привязанным к ножке стола, а другой к ноге директора. Директор был вне себя и ругал ни в чем не повинных артельщиков.
— Печать! Кладите печати!
Сургуч горел ярким пламенем на свечке… Но печати не было! Теперь опять исчезла печать! Директор бесился и кричал как сумасшедший, потеряв всякое самообладание.
Ему казалось, что артельщики взбунтовались, затеяли гнусную интригу… Ему уже приходило в голову вызвать отряд полиции и арестовать весь состав служащих банка.
— Печать здесь! — радостно воскликнул артельщик.
Наконец, после стольких трудов, деньги были кое-как опечатаны и унесены в сейф. Тогда приступили к составлению протокола о случившейся пропаже.
Обысканные (конечно, безрезультатно) кассиры были вызваны снова наверх и подвергнуты допросу. Но как ни старался мистер Армстронг выпытать у них хоть сколько-нибудь связные показания, они твердили в смущении: «Ничего не знаю, сэр! Были деньги — и вдруг пропали!» А кассир Фаруэлль, все еще мокрый и растерянный, плакал, как ребенок, и твердил: «Мне показалось… Мне показалось…»