Главный вопрос теперь заключался в том, хочет ли она вернуть его? Ей нравилась ее жизнь здесь, в Тусоне, ее жизнь здесь, с Бенджамином. Ей нравилась ее работа, нравились их друзья, нравилось все, куда бы они ни пошли, и все, что они делали. Не было буквально ничего, что она хотела бы изменить, даже если бы могла. Она практически ничего не знала об их "настоящей жизни", но ей трудно было поверить, что она может быть лучше, чем эта. Кроме того, что если возвращение его не сработает? Что если она останется одна, а Бенджамин уйдет навсегда? Она не думала, что сможет это пережить. Пусть лучше так, чем неизвестность.
Впрочем, похоже, ей не стоило беспокоиться об этом. Ведь если и существовал способ вернуться, она понятия не имела, что это может быть. Эта конкретная информация, если она ее вообще знала, была стерта из ее памяти. Если и было что-то, что она должна была сделать, она понятия не имела, что это может быть. И если существовал какой-то органический естественный процесс, то, вероятно, он уже должен был произойти.
Возможно, именно здесь, в этой версии они проведут остаток своей жизни.
Глория улыбнулась про себя. Это было бы здорово.
Лето прошло быстро. Она расширила свой сад, начала работать над получением диплома преподавателя через онлайн-университет, занялась живописью. Бенджамин поддержал ее, удивив тем, что однажды вечером купил и принес домой художественные принадлежности, и она провела несколько недель, работая над двумя холстами в гараже. Картины были неплохими, но в них было что-то знакомое, и она была уверена, что видела их раньше в другом месте, в другое время.
В ночь перед началом занятий в школе в августе она проснулась посреди ночи от ощущения, что кто-то стоит рядом с ее кроватью. По какой-то причине она не могла сесть или даже повернуть голову, чтобы посмотреть, но ощущение быстро превратилось в уверенность, и хотя она вполне могла видеть сон, Глория знала, что это не так.
Это было по-настоящему.
Фигура излучала мощное чувство злобы, и Глория была уверена, что он... она... оно... желает ей зла. Она приготовилась к удару по голове или ножу в сердце, убежденная, что ее время пришло. Видимо, так выглдяит смерть.
Затем она вдруг смогла пошевелить головой, и когда она посмотрела налево, там никого не было. Ни огромной фигуры в капюшоне, которую она начала представлять, ни даже женщины-наркоманки, которая забралась в дом, чтобы украсть мелочь. Они с Бенджамином были совершенно одни, и она благодарно выдохнула, осознавая, что последние несколько мгновений сдерживала дыхание.
Утром она рассказала Бенджамину о случившемся, но он отмахнулся от нее, сказав, что ей просто приснился особенно яркий сон. Она попыталась возразить, что это был не просто сон, но это было довольно трудно сделать при свете дня, и еще до того, как она закончила готовить завтрак, Глория убедила себя, что этого не было на самом деле.
А зря.
****
Дети вернулись домой на День благодарения.
Ее жизнь ускользала, заменяясь новой, и даже когда Глория пыталась удержаться в этой реальности, она чувствовала, как она ускользает, вытесняемая другим коррелятивным существованием. Воспоминания остались, но они были интеллектуальными, а не эмоциональными, и хотя она вспоминала, что чувствовала раньше, на самом деле она больше так не чувствовала.
— Привет, Мика, — сказала она, открывая дверь.
Ее дочь, заметила Глория, начала выглядеть немного неуклюже. Мика была полнее, чем в последний раз, когда они виделись с ней на Четвертое июля, на ней было бежевое платье, которое должно было быть красивым, но висело на ней как мешок. Ее волосы, всегда распущенные и бесцветно-каштановые, были уложены в неудачную прическу. Ее муж и сын были такими же невзрачными, и хотя Глория знала, что это несправедливо, она винила во всем их церковь. Мика когда-то была симпатичной и модной, а Майкл был неплохим мужчиной, но с тех пор, как они оба "родились свыше" и стали посещать эту фундаменталистскую церковь, казалось, что они считают, что следование стандартам современного общества как-то противоречит их религии. Она опустилась на колени, чтобы поздороваться со своим внуком Марком, широко улыбаясь, но он необщительно посмотрел на нее и пробормотал обязательное: