Губы Лукаса задрожали, как всегда перед тем, как заплакать.
— Можно я буду спать в твоей постели? Мне страшно.
Она взяла его за руку.
— Пойдем. — Подведя Лукаса к кровати, она уложила его рядом с Бенджамином и поцеловала в лоб. — Спокойной ночи. Она чуть было не сказала "Сладких снов", но решила, что сейчас лучше вообще не упоминать о снах.
Лукас повернулся к ней, когда она села с другой стороны кровати. В желтом свете лампы она увидела беспокойство на его лице.
— Сначала я не знал, что это сон. Я думал, это реально.
— Нет, это просто дурная фантазия — сказала Глория. — А теперь иди спать.
Она выключила лампу, надеясь, что ее голос прозвучал более уверенно, чем она чувствовала.
Глава пятая
Деньги по страхованию жизни ее матери пришли за неделю до летних каникул мальчиков, и они оказались гораздо больше, чем Глория предполагала. Она не знала, как она так серьезно ошиблась в цифрах, но между ее матерью и Бобби Пересом, между авиакатастрофой Бенджамина и свалившемся на нее бременем матери-одиночки, Глория была вынуждена признать, что в последнее время она была немного рассеянной.
Фактическая сумма составляла 250 000 долларов. Вместе с небольшими накоплениями, все еще лежащими на совместном банковском счете, который она делила с матерью, и страховкой жизни Бенджамина, которая была выплачена гораздо быстрее чем Глория рассчитывала, она имела в банке более полумиллиона долларов. Такую цифру почти невозможно было осмыслить, но вместе с ней пришло облегчение и чувство экономической безопасности, которого она никогда не испытывала раньше.
Она взяла на работе отгул на полдня, чтобы разобраться с финансовыми вопросами, поговорив с очень отзывчивой женщиной в банке, которая предложила ей несколько вариантов. Не зная ничего об инвестировании и не доверяя капризам фондового рынка, Глория решила хранить деньги в банке, положив часть из них на краткосрочные вклады, часть на долгосрочные с небольшой но стабильной процентной ставкой, часть вложить в акции крупных игроков рынка, а оставшуюся часть на обычные счета и банковскую карточку.
Это был первый отпуск, который она взяла после смерти Бенджамина, и это само по себе было редким событием, чего ей не пришлось делать даже ради матери, которая по счастливой случайности умерла в выходные, но Глория совершила ошибку, сказав доктору Ли настоящую причину своего отсутствия, вместо того чтобы заявить, что она заболела, и она заметила выражение неодобрения на его лице. Как будто смерть близких — не является веской причиной не ходить на работу.
Следующие несколько дней он был необычайно груб с ней, словно затаив какую-то обиду, хотя Глория не понимала, как такое может быть. Ей казалось, что он должен был быть добрее, чем обычно, более понимающим, учитывая, что она потеряла и мать, и мужа за столь короткий промежуток времени. Однако он не проявил к ней никакого сочувствия, а в пятницу днем, когда он застал ее разговаривающей с Полой по телефону, сидя за своим столом, хотя формально у нее был перерыв, он приказал ей немедленно повесить трубку.
В следующую среду доктор Ли положил на свой стол две небольшие стопки бумаг. Сопроводительной записки не было, но она знала порядок действий: те, что слева, подшить, те, что справа, уничтожить. К счастью для нее, шредер был сломан, так как, все еще мысленно отвлекаясь на все, что происходило в ее жизни, Глория по неосторожности чуть не измельчила важные документы. Узнав об этом, доктор прочитал ей лекцию перед всем персоналом, а Глория застала Хонг, Элейн и новую медсестру Эми за хихиканьем. В пять часов, как всегда, она подождала, пока все уйдут, затем выключила компьютер, убедилась, что все остальное оборудование выключено, выключила все лампы, кроме двух, которые оставили включенными в целях безопасности, взяла свою сумочку и собралась уходить. Только на этот раз, прежде чем включить сигнализацию, она нацарапала на канцелярском бланке быстрое сообщение, информируя доктора Ли о том, что это ее последний день.
И по пути домой, Глория поймала себя на мысли — как же легко она уволилась с единственной работы, которая была у нее после окончания колледжа.