— Теперь мы одна семья, — сказала Джин однажды во время ужина. Она радостно оглядела всех присутствующих за столом.
— Мы всегда были семьей, — сказал ей бабушка с легким намеком на поправку.
— Но теперь мы настоящая семья, — утверждала Джин.
Глория улыбнулась ей.
— Да, мы такие, — сказала она. — Счастливые до безумия.
Глава двадцать первая
Глория проснулась посреди ночи с ощущением, что что-то не так.
Рядом с ней Бенджамин мирно спал похрапывая, после долгого утомительного дня. Она спала на спине, а он лежал на боку, обхватив ее одной рукой, сильная эрекция прижималась к ее бедру, хотя они занимались сексом сегодня, и ей казалось, что она высушила его до дна. В доме было тихо, и она осторожно высвободилась из его объятий, не разбудив его, натянула трусики, которые оставила на полу, и набросила на себя ночную рубашку. Она хотела проверить Джин, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, и на цыпочках прошла по полу и открыла дверь, прокравшись в коридор.
Чувство, что что-то не так, усилилось.
Дверь Джин, как всегда, была широко открыта, и Глория с облегчением увидела, что ее дочь мирно спит. Она скинула с себя все одеяла и как-то извернулась так, что спала на кровати боком. Это было мило, и у Глории возникло искушение достать телефон и сделать снимок, чтобы утром показать его Джин, но ее не покидало ноющее чувство, что что-то не так.
Может быть, это бабушка?
Беспокойство переросло в уверенность, когда она продолжила идти по коридору к комнате бабушки. Тихонько постучав и не получив ответа, Глория открыла дверь спальни, ожидая, надеясь увидеть старушку крепко спящей в своей постели.
Но кровать все еще была застелена.
А ее бабушка, одетая в старомодный белый халат, стояла перед зеркалом в комоде и смотрела на себя. В комнате было слишком темно, чтобы Глория могла разглядеть какое-либо выражение лица, поэтому она потянулась к выключателю на стене и включила верхний свет. Она ожидала, что это нарушит транс или хотя бы вызовет какую-то реакцию, но бабушка осталась на месте, и свет позволил Глории увидеть, что старушка не просто смотрит на себя в зеркало, как она предполагала, а активно хмурится, глядя на свое отражение, ее лицо было искажено маской гнева и отвращения.
— Бабушка! — испуганно позвала Глория.
Старушка резко повернулась к ней лицом.
— Ты не должна была выходить за него замуж. Его вообще не должно было быть здесь. Теперь...
Глория даже не успела ничего ответить. Бабушка повернулась, целеустремленно прошла через всю комнату, открыла окно, затем протиснулась сквозь сетку, перемахнув через подоконник и вылетев головой вперед на лужайку перед домом. Потрясенная, Глория замерла на месте, не зная, что делать: бежать к окну, спешить на улицу через парадную дверь или звать Бенджамина. Наконец она подошла к окну и посмотрела сквозь дыру в ширме размером с женщину, увидела, как ее бабушка поднялась с газона, а затем побежала по улице.
В панике и страхе Глория бросилась по коридору и через гостиную, быстро отперла и открыла входную дверь и выбежала в ночь, оставив дверь открытой за собой. Хотя она оглядела тротуар в обоих направлениях, бабушки не было видно. Остро осознавая, что она босиком и в ночной рубашке, Глория неохотно вернулась в дом. Куда могла пойти ее бабушка? И почему? Очевидно, это как-то связано с Бенджамином?
Она не знала, что делать дальше: разбудить мужа (тихо, чтобы не потревожить Джин) и рассказать ему о случившемся, позвонить в полицию и сообщить, что по улицам Бреа бродит психически неуравновешенная женщина, или просто подождать и посмотреть, вернется ли бабушка по собственной воле. Не в силах принять решение, Глория выбрала последний вариант, предпочитая верить, что ее бабушка не страдала психическим расстройством, а просто переживала нечто похожее на лунатизм, временный инцидент, который скоро закончится. Она оставила входную дверь незапертой и села в кресло, в котором обычно сидела ее бабушка.
Хотя Глория намеревалась бодрствовать всю ночь, она, должно быть, задремала, потому что ее разбудил поцелуй Бенджамина в лоб.